|
МСВС : МСВС/Р : История
Версия для распечатки
Сталинизм в Восточной Европе - взлет и падение ГДР
Петер Шварц
12 августа 2002 г.
Данная лекция была прочитана 6 января 1998 г. в Международной Летней Школе, организованной Партией Социалистического Равенства (Австралии) в Сиднее, с 3 по 10 января.
Лектор - Петер Шварц - является Секретарем Международного Комитета Четвертого Интернационала и одним из руководителей PSG (Партии Социального Равенства), германской секции МКЧИ. Ему принадлежит множество выступлений и публикаций на тему краха сталинизма в Восточной Европе.
Введение
Вот уже восемь лет прошло с момента краха сталинистских режимов, установившихся в Восточной Европе после Второй мировой войны.
Весь 1989 г. был отмечен волной протестов, забастовок и массовых демонстраций, которая пронеслась не только в Восточной Европе, но также по Китаю и бывшему СССР. Китайский режим, возглавляемый в то время Дэном Сяопином, подавил протесты серией кровавых акций, которые связаны с событиями на площади Тяньаньмэнь. В действительности такие же события имели место по всему Китаю. В Советском Союзе Горбачев осуществил ряд временных уступок шахтерам, организовавшим забастовку в масштабах страны. Он сохранил свой режим еще на два года, а затем передал власть более правым силам, возглавляемым Ельциным.
Однако в Восточной Европе сталинистские режимы, лишенные защиты Москвы, рушились, как карточный домик. В Венгрии Коммунистическая партия объявила о самороспуске. В Польше она передала власть оппозиционной "Солидарности". В Восточной Германии (ГДР) Эрих Хонеккер - человек, стоявший на вершине власти два десятка лет - был отстранен от должности, исключен из партии и помещен под домашний арест. Один год спустя ГДР была ликвидирована и интегрирована в западногерманское государство. Еще хуже обстояли дела у румынского коллеги Хонеккера, Николае Чаушеску. Вместе с женой Еленой он был поставлен у стены и расстрелян перед телекамерами. В Югославии, Чехословакии и Болгарии также имели место протесты, инициировавшие конец сталинистского правления.
Движения, сметавшие сталинистские режимы в Восточной Европе 1989-го года, мотивировали себя глубокой ненавистью к правящей бюрократии, ее привилегиям и диктаторским методам правления - ненавистью, которую разделяло подавляющее большинство населения. Участники забастовок и демонстраций, как правило, надеялись на улучшение жизненных условий и демократизацию своих стран.
Однако спустя 8 лет ни одно из этих ожиданий не оправдалось. Социальная ситуация катастрофична. Безработица достигла рекордных отметок, причем было уничтожено до 80% прежних рабочих мест. Едва ли осталось что-то серьезное от здравоохранения, пенсионного обеспечения и других социальных услуг. Процветает оргпреступность. За исключением горсти нуворишей, большинство населения пребывает в крайней бедности. В Восточной Германии, где действующие производства перешли под контроль западногерманских фирм, заводы были либо закрыты, либо превращены в опытные образцы по введению резкого снижения зарплат по всей Германии. Официальная безработица составляет 20%, но эта цифра не учитывает миллионы работающих по поддельным трудовым схемам, на неполную ставку или за мизерный оклад, а также тех, кто тратит каждый день несколько часов по дороге на работу в западной части страны. Югославия была разрушена и брошена в кошмар гражданской войны, стоившей сотни тысяч человеческих жизней.
Что касается демократии, то тут тоже не было никакого прогресса. В большинстве восточноевропейских стран власть сейчас находится в руках небольших клик бывших сталинистских бюрократов, коррумпированных нуворишей и откровенных преступников, которые осуществили приватизацию путем разграбления государственной собственности и проматывания системы социального обеспечения.
Возникает вопрос: почему движение, имевшее в основе столько энтузиазма и надежд, привело к такой катастрофе? Ответ совершенно прост. Те, кто выходили на улицы в 1989-м, хорошо знали предмет своей ненависти и отторжения. Но у них не было представления о том, что именно должно заменить угасающий общественный порядок. У них не было сколько-нибудь адекватной политической перспективы и руководства.
История знает немного примеров столь явной иллюстрации - на негативном примере событий 1989 г. - роли сознания в историческом процессе. Полное отсутствие жизнеспособной перспективы, столь типичное для движений 1989-го, позволило небольшим кликам крайне правых деятелей и бывших сталинистов, ставших поборниками капитализма, манипулировать этими движениями в своих интересах. Они сумели узурпировать власть и ликвидировать все те ограниченные социальные достижения, которые существовали при прежнем режиме.
События 1989 г. дают абсолютно отрицательный ответ всем тем, кто считает, будто любое стихийное массовое движение вне зависимости от его программы и социального состава автоматически направится по пути прогресса, и на этой основе утверждает, что задача социалистов - поддерживать существующие протесты, но не вмешиваться и не бороться за руководство и программу.
Даже спустя 8 лет, при всем произошедшем разочаровании и при критической социальной напряженности, не наблюдается даже намека на жизнеспособную перспективу для восточноевропейского рабочего класса. Почему это так? Здесь мы прямо подходим к предмету настоящей лекции - к роли сталинизма в Восточной Европе. Углубившись в этот вопрос, мы не только получаем ключ к пониманию нынешнего кризиса перспективы, но и средство к его преодолению. Это крайне важно для политического перевооружения рабочего класса не только на Востоке, но и на Западе.
Были ли государства, созданные сталинистской бюрократией в Восточной Европе, социалистическими - или хотя бы первым шагом к социализму?
Утверждения о том, что дело было именно так, раздаются не только со стороны бывших сталинистских правителей и профессиональных антикоммунистов, но также большинства так называемых левых - т.е. раскаявшихся сталинистов (вроде германской ПДС) и мелкобуржуазных экс-радикалов всех мастей, включая сторонников паблоистского Объединенного Секретариата престарелого Эрнеста Манделя. В Германии применительно к бывшей ГДР ими был изобретен термин "real existierender Sozialismus". Наиболее точный перевод с немецкого языка - "социализм как он существовал в реальной жизни". Данный термин содержит серию неявных предположений. С одной стороны, ограничение "реально существующий" дает понять, что ГДР не вполне отвечала идеалу социализма, задуманному Марксом, Энгельсом, Люксембург, Лениным, Троцким и многими другими. Это дает простор для всех видов критики сталинизма. С другой стороны, термин "реальный социализм" не объясняет, чем же в действительности была ГДР. Он молчаливо предполагает, что это был единственно реализуемый в жизни социализм, поскольку, как всем известно, суровая реальность никогда не отвечает в полной мере благим идеалам. Такой подход приводит к заключению, что с крахом ГДР социализм потерпел поражение.
Из этого вытекает концепция социализма, совершенно чуждая марксизму. Социализм больше не считается результатом движения рабочего класса, осознающего свои политические цели и стремящегося к построению более высокой формы организации общества в экономическом, социальном и культурном аспекте. Вместо этого он становится результатом набора экономических мер, осуществляемых сверху. После краха "реального социализма" остается выбирать из двух зол меньшее. Можно пытаться совместить более позитивные, или менее негативные, элементы капитализма с более позитивными, или менее негативными, элементами "реального социализма". Есть надежда на ослабление наихудших последствий капитализма путем ограниченных реформ, но независимая борьба рабочего класса за социализм исключена из рассмотрения.
В сущности, такова перспектива всех политических организаций, принявших данный взгляд - и в Европе таких огромное количество. Все они вращаются вокруг реформистских и профсоюзных аппаратов, утверждая, что их можно подтолкнуть влево. Отнюдь не являясь альтернативой лейбористам, социал-демократам и бывшим сталинистам, эти "левые" служат им дополнительным подспорьем. Они не позволяют рабочему классу извлечь какие-либо уроки из прошлого и встать на путь независимых действий.
Сегодня в своей лекции я проанализирую как политические процессы при рождении и крахе сталинистских режимов, так и их обсуждение в Четвертом Интернационале. Из-за ограниченного времени я сосредоточусь главным образом на Восточной Германии - Германской Демократической Республике.
Четвертый Интернационал не смог сыграть большой роли в борьбе, развернувшейся после Второй мировой войны, по причине потерь в годы сталинских и нацистских преследований. Но, тем не менее, он работал как идеологическая лаборатория и память рабочего класса. Нигде в мире обсуждение процессов в Восточной Европе не было таким глубоким, а оценка их политического и исторического значения - такой продуманной и точной, как в Четвертом Интернационале. Споры на тему природы восточноевропейских государств, прошедшие там более полувека назад, по сей день более поучительны, чем большинство книг, выпущенных после краха их режимов.
Происхождение восточноевропейских государств
В начале 1950-х годов политическая и социальная структура стран, оккупированных Красной Армией в конце Второй мировой войны, была более-менее сходной с таковой в Советском Союзе. Промышленность и сельское хозяйство были национализированы, а сколько-нибудь крупной буржуазной собственности не осталось. Власть была в руках монолитных сталинистских партий, утверждавших, что они строят социализм.
Тем не менее, между этими странами и Советским Союзом была существенная разница, относящаяся к их происхождению. Советское государство было рождено победоносной пролетарской революцией, которую позднее предали. Восточноевропейские государства появились не просто без активного вмешательства рабочего класса, но при условиях, когда действия рабочего класса насильственно подавлялись.
Первоначально Сталин не собирался проводить масштабных национализаций в Восточной Европе. Его внешняя, равно как и внутренняя политика диктовалась одним главенствующим мотивом - самосохранением советской бюрократии. Его основное беспокойство было связано с тем, что Вторая мировая война могла положить начало волне восстаний рабочего класса, наподобие той, которая пронеслась по Европе после Первой мировой войны. Подобная революционная волна побудила бы к революции и советский рабочий класс, что вело к дестабилизации сталинского режима. Таким образом, Сталин был кровно заинтересован в стабилизации буржуазных режимов, потрясенных войной до основания.
В то же самое время, московская бюрократия еще не оправилась от шока германской агрессии, которая чуть не привела к разрушению Советского Союза. Она хотела определенных гарантий недопущения еще одной империалистической атаки.
Таким был подтекст соглашений между СССР и его союзниками - США, Великобританией, Францией,- достигнутых в ходе Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций. Советскому Союзу был предоставлен контроль над рядом "буферных" государств, которые отделяли бы его западную границу от капиталистической Европы - над Польшей, Чехословакией, Венгрией, Румынией, Болгарией и, в некоторой степени, Югославией и Албанией. Управление Германией предполагалось осуществлять силами всех четырех союзников, получивших свои оккупационные зоны.
Со стороны империалистических держав передача контроля над "буферными" государствами не была большой уступкой. Буржуазия этих стран была крайне слаба и дискредитирована сотрудничеством с нацистами. Только сталинизм мог удержать рабочий класс под контролем. Со своей стороны, Сталин обещал поддержку в деле стабилизации буржуазного правления в Западной Европе. В Восточной Европе советская бюрократия вернула буржуазию к власти, несмотря на то, что контроль сталинистов был полным, а буржуазные партии - крайне слабы. В большинстве случаев во главе правительства стояли буржуазные политики, а местные сталинистские партии имели представителей в ключевых министерствах для того, чтобы гарантировать лояльность этих режимов Москве. В целом буржуазные партии сами стремились к сотрудничеству. Для них это было единственным шансом на возвращение к власти.
Местные компартии получили указание о подавлении любых независимых инициатив рабочего класса. Члены компартий, эмигрировавшие в СССР в годы фашизма, получали с этой целью систематическую подготовку. Вольфганг Леонгард (Wolfgang Leonhard) в своей книги "Сын революции" дает яркое описание этой подготовки.
Леонгард, которому еще не было тридцати, был членом группы Ульбрихта, первого отряда сталинских кадров, отправленного из СССР в Восточную Германию после войны. Будучи сыном двух членов компартии, он получил образование в Советском Союзе. В своей книге он описывает, как в специальной школе их готовили к будущей работе в Германии:
"Наша политическая задача отнюдь не состояла в установлении социализма или поощрении социалистической тенденции в Германии. Напротив, это подлежало осуждению, и с этим следовало бороться как с опасной тенденцией… Политика, таким образом, состояла в том, чтобы отвергать все виды социалистических лозунгов, которые при тех условиях могли быть только чистой демагогией…".
"Любопытно, что на протяжении этого курса мы получали весьма подробные инструкции о том, как отвечать на критику слева, которая может возникнуть в будущем. Как нам сообщили, то в одной, то в другой стране рабочий класс показывал склонность к такой тенденции. К примеру, в Болгарии имел место далеко идущий "левый уклон", который был преодолен лишь после прямого вмешательства Димитрова. Нам сказали, что с высокой вероятностью нам придется столкнуться с подобной тенденцией и в Германии - вплоть до предложений типа "пора теперь ввести социализм". (Child of Revolution, Gateway Edition. С. 352)
Далее Леонгард описывает, как после прибытия в Германию он принимал участие в систематическом роспуске антифашистских комитетов, которые стихийно возникли по всей стране. Во многих случаях эти комитеты, возглавленные рабочими из коммунистической или социал-демократической партии, взяли в свои руки всю полноту власти. Те комитеты, которые Леонгард с коллегами не смогли уговорить распуститься добровольно, подлежали разгрому силами Советской армии и оккупационных властей. В книге, написанной после бегства на Запад, Леонгард объясняет:
"Лишь после своего разрыва со сталинизмом я по-настоящему осознал значение директив, направленных против антифашистских комитетов… Их роспуск представлял собой ничто иное, как подавление первых признаков мощного, независимого антифашистского социалистического движения. Это была первая победа аппарата над потенциальными устремлениями той части населения Германии, которая выбрала левую ориентацию". (Там же. С. 410)
На смену антифашистским комитетам пришли административные органы, в которых рабочие не имели голоса, а буржуазные политики - представлены в избытке. Правые политики, которые прятались в своих домах, получили высшие должности. Один буржуазный политик из Берлина пишет в своих мемуарах о том, какой мороз прошел у него по коже при стуке отряда красноармейцев в дверь. Однако он был не заключен в тюрьму, как предполагал, а доставлен в мэрию и назначен главой города.
Важно упомянуть о том, что Коммунистическая Партия была единственной партией в послевоенной Германии, которая открыто призвала - я цитирую ее программу - к "совершенно свободному развитию частнопредпринимательской инициативы на основе частной собственности". Даже ХДС, партия Гельмута Коля, учла общественный настрой и заявила в первой послевоенной программе о том, что капитализм в Германии потерпел провал.
Влияние "холодной войны"
В первые три года после войны национализация в советской оккупационной зоне носила крайне ограниченный характер. Лишь земельные поместья юнкеров, феодальных землевладельцев, ставших оплотом германской армии и реакции, а также собственность военных преступников были переданы государству. Кроме того, множество фабрик было разобрано и перевезено в СССР в качестве компенсации за военные потери. Это стало источником постоянных трений с советскими оккупационными властями, поскольку многие заводы были восстановлены самими рабочими, которые теперь теряли свои рабочие места.
С началом "холодной войны" сталинская политика в Восточной Европе поменяла курс. "Холодная война" как феномен была результатом политической стабилизации империализма, достигнутой при помощи сталинистских партий. Поскольку правительства Запада больше не испытывали непосредственной угрозы революции, они начали осуществлять все возрастающее экономическое, политическое и военное давление на СССР. В 1947 г. началось экономическое восстановление Западной Европы на основе "плана Маршалла". Год спустя возникла НАТО - военный союз США и Западной Европы. К 1950 г. "холодная война" достигла своего первого пика - началась война в Корее.
В результате этих процессов сталинскому контролю над Восточной Европой был брошен вызов сразу с двух сторон. С одной стороны, рабочий класс начал испытывать растущую враждебность к сталинизму. На плечи рабочих легла вся тяжесть экономической неразберихи, связанной с демонтажем заводов, выплатой репараций и растущей изоляцией от Запада. Их постоянно заставляли наращивать выпуск и качество продукции без каких-либо улучшений в плане жизненных условий. С другой стороны, буржуазные элементы, которые по замыслу сталинистов были противовесом рабочему классу, начали обращать взор на Запад, подрывая советский контроль.
В 1948 г. возник открытый конфликт между Москвой и Югославией, еще более ослабивший сталинский контроль. Коммунистическая Партия Югославии пришла к власти, будучи во главе мощного партизанского движения и в меньшей степени зависела от Москвы, чем другие восточноевропейские партии. Ее лидер - Иосип Броз Тито - больше не собирался выполнять приказы Сталина. Вначале Тито вдохновлялся надеждами на альтернативный путь к социализму, но вскоре решил пойти на сделку с империализмом и следовать политике маневрирования между западным и советским блоком.
Сталинистская бюрократия, оказавшись перед угрозой как со стороны буржуазии, так и со стороны рабочего класса, была вынуждена поменять свою политику. Отныне сосуществование с национальной буржуазией было невозможно. Буржуазные политики и партии были исключены из правительств, а буржуазная собственность подвергнута массовой экспроприации. В Германии эти процессы приобрели особую остроту в связи с тем, что ее политический статус еще не был окончательно установлен.
Еще в 1948 г. Сталин надеялся на создание единого и политически нейтрального германского государства, на которое СССР мог бы оказывать определенное влияние. Он не исключал полностью этого варианта до 1952 г. В советской оккупационной зоне СДПГ и КПГ - социал-демократическая и коммунистическая партия - объединились в СЕПГ (Социалистическая Единая Партия Германии), имея в виду эту перспективу. С этой же целью буржуазные партии сформировали блок с СЕПГ.
Однако в западной зоне СДПГ отказалась от объединения с КПГ и вместо этого вела работу по интеграции Германии в западный альянс. Такой же была и политика ХДС, и ее поддерживали правительства Великобритании и США. В июне 1948 г. без какого-либо соглашения с советским правительством была введена новая валюта в западной зоне, включая Западный Берлин. Восточногерманская экономика, в которой прежняя валюта все еще имела хождение, оказалась перед угрозой краха.
Сталинисты могли бы выступить с обращением к рабочим в западной зоне, которые отреагировали на денежную реформу однодневной всеобщей забастовкой, поскольку такая политика вела к снижению их жизненного уровня. Вместо этого была организована блокада Западного Берлина, включая весь личный и грузовой транспорт. В наибольшей степени от нее пострадали рабочие Западного Берлина. Правительство США использовало представившуюся возможность для того, чтобы устроить "воздушный мост" и выступить в роли спасителя населения этой части города.
С этого момента раскол Германии был предрешен. В мае 1949 г. в американском, британском и французском секторах была учреждена Федеративная Республика Германии. Спустя пять месяцев в советском секторе учредили Германскую Демократическую Республику. Вскоре после этого с буржуазной собственностью в Восточной Германии было покончено. К 1948 г. все банки в советском секторе были национализированы. В 1951 г. восточногерманский парламент принял первый пятилетний план, а в 1952 г. партийная конференция СЕПГ провозгласила, что "в ГДР надлежит методически создавать основу для социализма".
Рабочие в своей массе одобряли национализацию. Так, в 1946 г. в Саксонии прошел референдум по вопросу экспроприации крупных заводов, принадлежавших военным преступникам и нацистским деятелям, и 78% проголосовали "за". Однако национализация сопровождалась дальнейшими репрессиями, направленными против рабочего класса.
Сталинистская СЕПГ была официально провозглашена "ленинской партией большевистского типа" и подвергнута нескольким чисткам подряд. Первыми жертвами стали бывшие члены СДПГ. За ними последовали те, кто до 1933 г. пребывали в коммунистических группах вне КПГ и вступили в нее повторно лишь в 1945 г. Наконец, большая часть активистов КПГ и СДПГ довоенных лет была исключена и заменена молодыми, неопытными членами СЕПГ, прошедшими сталинскую школу в послевоенные годы.
В ходе партийных выборов 1949 г. лишь четверть прежних функционеров сохранила посты. Две трети новичков не играли до 1945 г. политической роли ни в КПГ, ни в СДПГ. Вся атмосфера была полна подозрений и проклятий в адрес агентов социал-демократии, троцкизма и титоизма. Культ Сталина достиг новых высот.
Формально буржуазные партии распущены не были. Напротив, они были превращены в придаточные инструменты бюрократии и поставлены под контроль лояльных сталинистов. Появились даже две новые правые партии. Их целью было организовать прежних правых и даже фашистов, ранее не имевших права на политическую деятельность, в качестве подспорья для режима, правящего ГДР.
Каково значение этих событий?
Мы хорошо знаем, как формировалась бюрократия в СССР. Троцкий описывает ее истоки в книге "Преданная революция". Бюрократия происходила из старых привилегированных слоев, вернувшихся в госаппарат, частей правящей партии, приспособившихся к ним и т.д. Но в Германии старое правительство рассыпалось в прах. СДПГ и КПГ в политическом отношении выродились, но еще не стали устоявшимся социальным слоем и сохраняли классовую связь с рабочими. Новый правящий слой - бюрократию - следовало вначале создать, а лишь потом передать ему власть над страной. Именно это и происходило в годы, предшествующие созданию ГДР.
Конечно, чистки и преследования не ограничивались рамками СЕПГ. Были арестованы и брошены на долгие годы в тюрьмы тысячи рабочих-активистов и критически мыслящих людей.
Одним из арестованных в 1948 г. был Оскар Хиппе, многолетний лидер германского троцкистского движения. Он был заключен в тюрьму еще фашистами и находился там до их разгрома. После войны он реорганизовал троцкистское движение в Берлине, где мог полагаться на 50 членов. В сентябре 1948 г. он выступил на профсоюзном митинге в Восточном Берлине. Он выдвигал доводы против линии сталинистов, которые все еще отвергали социалистическую перспективу для Германии, и выступал в защиту социализма. На следующий день его арестовали. Он провел в тюрьме еще 8 лет, то есть дольше, чем при фашистах.
Классовый характер восточноевропейских государств
Политические изменения в Восточной Европе поднимали важные политические вопросы. После полномасштабных национализаций, выполненных сталинистской бюрократией, едва ли там что-то оставалось от класса буржуазии. Можно ли было их описывать как буржуазные государства, или это были уже рабочие государства?
Эти вопросы привели к острой дискуссии в Четвертом Интернационале. В конце концов она привела к расколу между оппортунистическим крылом во главе с Мишелем Пабло и Эрнестом Манделем и марксистским крылом - Международным Комитетом - в 1953 г.
Начиная с 1948 г. в Четвертом Интернационале выдвигались предложения о том, чтобы называть восточноевропейские государства рабочими. Аргументы в пользу такого определения были по существу эмпирическими. Они опирались на факты или то, что считалось фактом, но игнорировали исторический и международный контекст. Восточноевропейские государства выглядели весьма похожими на Советский Союз - этого никто не мог отрицать. Четвертый Интернационал всегда настаивал на том, что Советский Союз был рабочим государством, хотя и дегенерированным. Поэтому и эти государства также определялись как рабочие.
Большая часть Четвертого Интернационала отвергла это упрощенное умозаключение. Против него было выдвинуто два основных возражения. Во-первых, национализация сама по себе не была критерием. Более важным является то, кто и каким образом осуществил ее.
В августе 1949 г. Джеймс Кэннон, глава американской Социалистической Рабочей Партии, аргументировал свою позицию следующим образом: "Я не думаю, что можно изменить классовый характер государства манипулированием в верхах. Это может сделать только революция, за которой последуют коренные изменения в отношениях собственности. Вот что я понимаю под изменением классового характера государства. Именно это произошло в Советском Союзе. Рабочие вначале взяли власть и начали видоизменять отношения собственности... Я не думаю, что в буферных странах произошла социальная революция, и я не считаю, что сталинизм провел там революцию".
Кэннон также дал понять, что вопрос был не просто в новом определении, а в новой перспективе: "Если вы однажды начали играть с идеей, что классовый характер государства можно изменить манипуляциями на верхах, вы открыли дверь разного рода ревизиям основной теории". (Д. Норт, "Наследие, которое мы защищаем", http://www.wsws.org/ru/erbe/ch13.shtml).
Месяц спустя Эрнест Мандель, в то время стоявший на марксистской позиции, сформулировал схожие аргументы. Он писал следующее: "Мы сказали, что только национализация средств производства в результате пролетарской революции является критерием существования рабочего государства.
Лишь рассматривая экономические преобразования, проведенные Октябрьской революцией в целом, можно с основанием рассматривать применительно к СССР такие формулы как "способ производства", "производственные отношения" и "отношения собственности" в качестве трех эквивалентных формул, выражающих существование пролетарской революции соответственно в экономической, социальной и юридической сфере. Но из этого вовсе не следует, что любая национализированная где бы то ни было собственность может быть отождествлена с некапиталистическим способом производства и потому с революцией в производственных отношениях.
Такая концепция была бы в действительности "экономической", то есть серьезным феноменологическим отклонением от марксизма". (Там же. http://www.wsws.org/ru/erbe/ch14.shtml).
В начале 1950 г. другой лидер СРП, Моррис Штайн, подвел итог дискуссии: "Одним словом, наиболее важным элементом в социальной революции является сознательность и самостоятельность действий рабочего класса в соответствии с политикой его передовой партии".
Вторым возражением против грубого определения восточноевропейских государств как рабочих был то, что не был при этом учтен международный контекст. В апреле 1949 г. резолюция Международного Исполнительного Комитета Четвертого Интернационала акцентировала внимание на следующем: "оценка сталинизма не может основываться на каких-то локальных результатов его политики, но должна проистекать из совокупности его действий на мировой арене". Она подчеркивала, что сталинизм был "решающим фактором в предотвращении внезапного и одновременного краха капиталистического порядка в Европе и Азии".
"В этом смысле, - делался вывод в резолюции - "успехи", достигнутые бюрократией в "буферной зоне" есть не более чем цена, уплаченная империализмом за услуги на мировой арене - цена, истинная величина которой на следующем этапе вызывает все больше сомнений".
Еще более важным было следующее замечание: "С общемировой точки зрения, реформы, выполненные советской бюрократией в плане ассимиляции "буферной зоны" к СССР, значат гораздо меньше, чем удар, нанесенный этой бюрократией по сознанию мирового пролетариата, особенно действиями в "буферной зоне", что выражается в деморализации, дезориентации и параличе". (Там же. http://www.wsws.org/ru/erbe/ch13.shtml).
Эти строки, написанные за 40 лет до конца истории ГДР, дают ключ к пониманию ее краха. Как это часто бывает с марксистскими предсказаниями, для их исполнения потребовалось больше времени, чем первоначально предполагалось. Но урон сознанию мирового пролетариата, нанесенный деятельностью сталинизма, в долгосрочном плане значительно перевесил якобы "социалистические" меры, претворенные в Восточной Европе.
В конце концов Четвертый Интернационал применительно к Восточной Европе использовал термин "деформированное рабочее государство". Но ударение делалось на прилагательное "деформированное". Тем самым подчеркивался ненормальный, искаженный характер происхождения этих государств. Такое определение давало понять, что лишь революционное движение рабочего класса, свергнувшее правящую бюрократию и основавшее настоящие органы рабочей власти, могло сделать эти государства жизнеспособными.
Вскоре выяснилось, что те, кто в самом начале дискуссии предлагали считать восточноевропейские государства рабочими, в действительности развивали другую перспективу. В сентябре 1949 г. Мишель Пабло опубликовал статью, в которой предсказывал, что "за целый исторический период перехода от капитализма к социализму, период, который может продолжаться столетиями, мы столкнемся с более мучительным и сложным развитием революции, чем могли предвидеть наши учителя, и с рабочими государствами, которые не являются нормальными, но по необходимости сильно деформированы". (Там же. http://www.wsws.org/ru/erbe/ch13.shtml)
Таким образом, восточноевропейские режимы уже не считались
нежизненным историческим искажением, а были якобы переходной и даже необходимой ступенью на пути к социализму. Отсюда был всего один шаг до того, чтобы приписать сталинизму прогрессивную роль. Именно таким и был вывод Пабло. Согласно его трактовке, события в Восточной Европе показали, что сталинизм способен реформировать себя под давлением объективных событий. Больше не было нужды в независимом Четвертом Интернационале. Теперь его членам предлагалось вступить в "истинно массовое движение" (по выражению Пабло) и оказать влияние на сталинистские и другие бюрократические силы.
Пабло влил секции Четвертого Интернационала в сталинистские партии и воспользовался должностью секретаря для бюрократической защиты этой линии против всех тех, кто выступил против такого курса. Это стало причиной написания Открытого письма Джеймса Кэннона, основополагающего документа Международного Комитета.
Восстание в Восточной Германии
По мере того, кк развивалась дискуссия в Четвертом Интернационале, события в Восточной Европе подтвердили правоту Международного Комитета.
Накануне раскола Четвертого Интернационала конфликт в Восточной Германии между рабочим классом и сталинистской бюрократией достиг своего пика. 16 июня 1953 г. - спустя три месяца после смерти Сталина - в Восточном Берлине бригада строителей стихийно организовала демонстрацию против постоянного повышения рабочих норм. Вскоре к протесту присоединилось еще 10 000 рабочих. На следующий день по всей Восточной Германии бастовало несколько сот тысяч рабочих. Они требовали не только восстановления прежних рабочих норм, но также отставки правительства и свободных выборов. В Галле, Мерсбурге и Магдебурге забастовочные комитеты временно взяли эти города под контроль и освободили политзаключенных.
Сталинистские правители и советские оккупационные войска безжалостно подавили это восстание. Против невооруженных рабочих были посланы танки. Больше ста человек погибло. Сотни рабочих были арестованы и отправлены в тюрьмы на долгие годы. Шестерых руководителей забастовщиков приговорили к смертной казни.
Кровавые события в ГДР наглядно опровергли утверждение паблоистов о том, что сталинистская бюрократия может реформироваться под давлением рабочего класса и начать действовать в его интересах. Но оппортунисты, однажды применив "факты" для обоснования своей линии, в дальнейшем, следуя оппортунистическим курсом, становятся совершенно нечувствительными к фактам. По большому счету, оппортунизм сводится не к политическому недопониманию, а имеет глубокие объективные корни в классовом обществе.
В то время как Международный Комитет счел восстание в ГДР "первым пролетарским восстанием против сталинизма с момента, когда сталинизм узурпировал и сконцентрировал власть в СССР", Пабло почти игнорировал кровавые события. Взамен он подчеркивал тот факт, что после восстания напуганная бюрократия сделала ряд экономических уступок рабочим. Вот что он предложил как дальнейшее доказательство своей теории:
"Советские лидеры и лидеры различных "народных демократий" и коммунистических партий больше не в силах фальсифицировать или игнорировать глубокое значение этих событий. Они были обязаны продолжать следовать по пути еще более широких и подлинных уступок, чтобы избежать риска полностью лишиться поддержки масс и не спровоцировать еще более мощных взрывов. Теперь они не смогут остановиться на полдороге. Они обязаны будут идти на уступки для того, чтобы избежать более серьезных взрывов в ближайшем будущем и, если необходимо, осуществить переход "холодным способом" от современной ситуации к ситуации, более терпимой для масс". ("Наследие, которое мы защищаем", http://www.wsws.org/ru/erbe/ch18.shtml).
Это было уже откровенной апологетикой контрреволюционного сталинизма. Спустя три года восточногерманские события повторились в еще большем масштабе в Венгрии. Но паблоисты продолжали спекулировать на тему левых тенденций в сталинизме. Они сами стали подспорьем для сталинизма и сыграли решающую роль в отделении рабочего класса от революционной перспективы.
ГДР в шестидесятые годы
Правящая в ГДР бюрократия осуществила после восстания 1953 г. некоторые экономические уступки, но они длились недолго. Вскоре последовали новые заявления о дальнейших шагах по "строительству социализма". Как и прежде, они были сигналом для усиления эксплуатации и подавления рабочих.
В 1957 г. вступил в силу паспортный закон, который строго контролировал не только каждую поездку за рубеж, но и каждую поездку внутри самой ГДР. В 1958 г. Пятый Съезд СЕПГ провозгласил "завершение строительства социализма к 1965 г." и начал величайшую чистку в истории профсоюзов Восточной Германии. Свыше двух третей профсоюзных функционеров были замещены сталинистскими бюрократами без страха и упрека.
Несмотря на это, существовал предел давлению бюрократии на рабочий класс. Рабочие в любой момент могли отправиться в ФРГ, где "экономическое чудо" сотворило привлекательные рабочие места. В 1959 г. ГДР покинули 145 000 человек; в 1960 г. - 200 000. Ожидалось, что в 1961 г. эта цифра составит 300 000. По большей части это были молодые люди - половине уехавших не было и 25 лет - и притом наиболее квалифицированные. Над экономикой ГДР нависла угроза утраты самых лучших работников.
Это и стало причиной возведение "берлинской стены" в 1961г. За одну ночь эмиграция из ГДР стала невозможной. Тем, кто пытался бежать, угрожала смерть от пуль. СЕПГ заявила, что стена стала "защитным барьером против фашизма", хотя всем было известно, что она задерживала не фашистов, проникающих внутрь, а граждан ГДР, стремившихся наружу.
Защищенная стеной бюрократия сумела в какой-то мере сосредоточить управление в своих руках. На основе национализированных средств производства и при опоре на общее расширение мировой экономики был достигнут весомый экономический прогресс. С 1950 по 1974 г. промышленное производство возросло в семь раз. В 1969 г. ГДР с населением 17 млн. человек выпускала больше промышленных товаров, чем весь Третий Рейх в 1936 г. с населением 60 млн. чел.
Теперь у бюрократии было средство для осуществления значительных социальных уступок рабочему классу. В сферах образования, заботы о детях, жилья, здравоохранения, социального обеспечения и культуры она пошла намного дальше, чем в большинстве капиталистических стран. Но ни национализированные средства производства, ни социальные успехи не делали ГДР социалистическим обществом, как это утверждала СЕПГ.
Как писал Троцкий в "Преданной революции", "…для марксиста этот вопрос не исчерпывается анализом форм собственности без учета достигнутой производительности труда. Говоря о низшей стадии коммунизма, т.е. социализме, Маркс имел в виду общество, изначально стоящее выше самого развитого капитализма в экономическом отношении… Взятый в мировом масштабе, коммунизм, даже на первой, зарождающейся стадии, означает более высокий уровень развития, чем таковой у буржуазного общества".
Это явно был не случай ГДР. Несмотря на значительный прогресс, ее производительность труда далеко отставала от таковой в самых развитых капиталистических странах. Лишь международное разделение труда позволяет достигнуть большей производительности. Но ГДР, основывавшаяся на доктрине "социализма в отдельно взятой стране", имела ограниченный доступ к ресурсам мирового рынка. Сталинистские режимы не сумели даже по-настоящему интегрировать восточноевропейские экономики между собой. Как и экономические отношения внутри стран сталинизма, экономические отношения между ними также были разъедались бюрократической коррупцией и некомпетентностью.
Социальные уступки также не свидетельствовали о наличии социализма. Их целью было не повышение культурного уровня рабочего класса и общества в целом, а умиротворение рабочего класса и стабилизация роли бюрократии, которая ни на мгновение не утрачивала контроля над каждым аспектом жизни общества.
В стране с населением 17 млн. человек она поддерживала двухсоттысячную армию постоянных и временных секретных агентов, наблюдающих за всеми сторонами жизни ее граждан. "Штази" - или "Национализированная компания по подслушиванию и поимке", как ее называли простые люди, - даже собирала образцы запаха у подозрительных элементов с тем, чтобы собаки нашли их при необходимости ареста. Эти образцы бережно хранились в пластиковых пакетах. В "Штази", как и во многих других учреждениях, эффективность и гигантизм сочетались с некомпетентностью.
Бюрократия опасалась не только политической оппозиции, но и вообще всякой независимой или оригинальной мысли. Особо внимательно наблюдали за деятелями культуры, хотя большая их часть была абсолютно аполитична.
Сближение с Западом
Яростная волна акций рабочих и студентов, захлестнувшая Запад в конце 1960-х, дошла и до Восточной Европы. 1968 г. стал годом "пражской весны", которая была подавлена армиями пяти стран Варшавского Договора, включая армию ГДР. В 1970 г. волна забастовок потрясла Польшу. Против рабочих судоверфи в Гданьске были использованы танки, и десятки человек погибли. Признаки неспокойствия были и в ГДР.
В 1971 г. глава СЕПГ Ульбрихт был отстранен от власти и заменен Эрихом Хонеккером, одним из его близких соратников. Хонеккер сочетал политику систематических политических репрессий с обширными материальными уступками рабочему классу. Это стало возможным в результате расширения экономических связей с Западом.
В 1969 г. Вилли Брандт сформировал первое послевоенное социал-демократическое правительство. Он начал проведение своей Ostpolitik [восточной политики], и в 1970 г. посетил Польшу. В 1972 г. был подписан договор между Восточной и Западной Германией, нормализирующий их политические отношения. Эта политика отвечала взаимным интересам и германской буржуазии, и сталинистской бюрократии. Для буржуазии экономическая экспансия на Восток имела важное значение в плане преодоления кризиса, охватившего мировую экономику в начале 1970-х. Для сталинистских режимов поддержка Запада играла решающую роль в противодействии угрозе со стороны рабочего класса.
В результате торговля между двумя германскими государствами стала расти по экспоненте. К концу десятилетия 30% внешнеторгового оборота Восточной Германии приходилось на ФРГ. От западногерманского правительства ГДР получала техническую помощь, огромные займы и миллионы наличными за транзит и за выкуп политзаключенных. Между двумя правительствами были сформированы близкие личные контакты и организованы регулярные консультации. На этой основе в ГДР произошел стремительный рост жизненного уровня. За 1970-е доходы выросли на треть, сбережения удвоились, а розничная торговля увеличилась на 56%. 40% семей имели машину, 84% - стиральную машину и 88% - телевизор.
Но то, что Хонеккер восхвалял как доказательство успеха "социализма в отдельно взятой стране", в действительности означало прямо противоположное. Чем больше ГДР использовала ресурсы мировой экономики, тем более она становилась зависимой от ее деловых циклов и кризисов. Экономические изменения в мировом хозяйстве, происходившие в 1980-х годах, совершенно подорвали благополучие ГДР и привели ее к окончательному краху.
Будучи не в силах шагать в ногу с ростом производительности труда - результатом повсеместного внедрения компьютерной техники - ГДР далеко отстала в международной конкуренции. Ее доля на мировом рынке машин и оборудования упала с 3,9% в 1973 г. до 0,9% в 1986 г. Перспектива оплаты кредитов и импорта за счет роста экспорта была поставлена под удар.
Аналогичным образом перемены в мировой экономике повлияли на остальные страны Восточной Европы и на сам Советский Союз. Цена сырья, главной составляющей их экспорта, упала. Как поставщики дешевых промышленных товаров, они испытали конкуренцию "азиатских тигров", сочетавших самую современную технологию с самым дешевым трудом. Кредиты, полученные в надежде на расширение экспорта, приходилось выплачивать путем усиленной эксплуатации рабочего класса.
Первые политические последствия этого проявились в Польше. В 1980-81 гг. там возникло массовое движение "Солидарность", перепугавшее все сталинистские режимы.
Правящие круги Москвы начали опасаться, что подобное движение разовьется в Советском Союзе и сметет их прочь. После долгих колебаний, они решили поступиться отношениями собственности рабочего государства, которое они эксплуатировали 60 лет, и найти новую основу для своих привилегий в буржуазной частной собственности. В этом состояло значение выдвижения М.С. Горбачева и его политики "перестройки".
Хонеккер выступил против "перестройки". Он правильно понял, что внедрение такой политики в Восточной Германии предрешит судьбу ГДР. Впервые в истории СЕПГ отбросила свой лозунг "учиться у СССР значит учиться побеждать". Некоторые советские издания, включая популярный журнал "Спутник", были даже запрещены. Тем не менее, судьба ГДР была предрешена. Она стремительно двигалась по пути к банкротству.
Впоследствии Гюнтер Миттаг, член Политбюро, отвечающий за экономику, признал в интервью со "Шпигелем", что в то время "был убежден, что без объединения с ФРГ Германская Демократическая Республика окажется в состоянии экономической катастрофы с непредвиденными социальными последствиями, поскольку выжить в одиночку она была неспособна". Он признался, что к концу 1987 г. уже знал, что игра проиграна. Но понадобилось еще два года для того, чтобы масса населения осознала, что бюрократия вышла из игры.
Крушение ГДР
Весной 1989 г. политическая атмосфера в ГДР характеризовалась отчаянием и бездействием. Опрос общественного мнения в тот период показал бы, без всякого сомнения, что подавляющая часть населения считала, во-первых, что ситуация может лишь ухудшаться, а во-вторых, что нет никакого способа сместить правящую клику.
Общее ощущение разочарования еще больше усилилось, когда восточногерманский парламент (Volkskammer) выпустил в июне секретную резолюцию, поздравлявшую китайский режим с кровавой победой на площади Тяньаньмэнь. Ганс Модров, спустя полгода принявший роль немецкого Горбачева, совершил поездку в Пекин с тем, чтобы лично передать поздравления.
Недовольство населения в конечном итоге привело к совершенно аполитичной реакции. Сотни отдыхающих граждан ГДР оккупировали посольства ФРГ в Праге, Будапеште и Варшаве, требуя разрешения на переезд в ФРГ. Когда венгерское правительство открыло границу с Австрией, на запад эмигрировали десятки тысяч. Для правительства ГДР это массовое бегство стало одним из главных затруднений, значительно подорвавших его власть.
В начале сентября начались первые робкие демонстрации. Сперва участвовали сотни, затем тысячи и наконец - сотни тысяч. Долгое время государство не знало, как реагировать. Некоторых арестовали, но армия не вмешивалась.
7 октября, в разгар демонстраций, ГДР в ознаменование ее сорокалетия посетил Горбачев. В своей речи он дал понять, что не будет защищать Хонеккера. Это привело к сдвигу в линии СЕПГ. Теперь она активно следовало курсом капиталистической реставрации и объединения с Западной Германией. Хонеккер был отстранен другими членами Политбюро и замещен Эгоном Кренцем, который попытался утихомирить демонстрантов тем, что он назвал "публичным диалогом". В политических дебатах на площадях участвовали тысячи людей. Но демонстрации от этого только росли. 4 ноября в демонстрации в Восточном Берлине приняли участие 1 миллион человек. Это одна из крупнейших демонстраций в немецкой истории.
Тремя днями позже Ганс Модров, известный как сторонник Горбачева, занял пост премьер-министра. На следующий день была открыта "берлинская стена", и миллионы граждан посетили Западную Германию. Это на время несколько ослабило давление на правительство.
Модров, по сей день являющийся почетным председателем ПДС, написал позднее книгу о своем пребывании на посту премьера. Из нее следует, что зимой 1989-90 г. надвигалась революция: "Ежедневные случаи коррупции и злоупотребления должностями со стороны руководящих функционеров СЕПГ подогрели общую ненависть до критической температуры… Гнев был направлен против коммунальных, городских и районных властей. Во многих случаях их способность функционировать сильно сократилась… Забастовки, перерывы в работе, захват предприятий и другие неурядицы значительно снизили выпуск продукции. При таких условиях рост социальной напряженности вырос в такой степени, что все менее и менее мог контролироваться существующими политическими структурами".
Затем Модров описывает главную цель своего правительства: "Моей основной задачей было сохранить управляемость страны и не допустить хаоса. На мой взгляд, объединение Германии было неизбежным, и к нему следовало настоятельно стремиться". Сказано слишком много для того, чтобы верить в позднее оглашенное мнение ПДС о том, что ГДР была насильно захвачена и влита в состав Западной Германии.
В действительности движущей силой объединения были сами сталинисты. Модров поднял лозунг "Германия - единая отчизна" в тот момент, когда Коль еще не принял своего решения. Для согласования условий объединения Модров ездил в Москву и Бонн. Его правительство также основало агентство " Treuhand ", призванное приватизировать всю экономику Восточной Германии в ближайшие несколько лет. Министр экономики Криста Люфт позднее написала мемуары, провокаторски озаглавленные "Радость обладания собственностью". Лишь после того, как в марте 1990 г. ПДС проиграла выборы в Volkskammer и была исключена из дальнейших переговоров, эту книгу стали осуждать.
На демонстрациях 1989 г. рабочий класс был представлен широко, но он не играл независимой политической роли. Причину тому понять нетрудно. 40 лет сталинистских политических репрессий, которым предшествовали 12 лет фашистского террора, оставили неизгладимый след в сознании рабочего класса. Многие рабочие, десятилетиями слушавшие речи о том, что в ГДР построен социализм, стали думать, что капитализм представляет серьезную альтернативу. В конце концов, в ФРГ рабочие имели гораздо более высокий жизненный уровень и больше политических свобод, чем когда-либо в ГДР.
Ввиду отсутствия какой-либо жизнеспособной перспективы в рабочем классе, случайные фигуры среднего класса, совершенно неспособные отследить курс событий или даже предвидеть последствия своих шагов, стали говорить от имени всего движения. С началом демонстраций возник ряд демократических организаций. Их программа не шла дальше туманных демократических призывов и требований. У них не было ни малейшего желания революционных перемен. Напротив, они выражали боязнь неожиданного социального взрыва в ГДР.
Напуганные тем фактом, что они внезапно стали во главе многомиллионного массового движения, они как можно скорее передали инициативу обратно в руки правительства. Они сформировали "круглый стол" с кабинетом Модрова, призванный защитить его от растущей оппозиции. Когда сопротивление Модрову продолжило свой рост, что они вошли в состав его правительства.
Паблоисты образовали левый фланг "круглого стола". Деятели, отделившиеся в 1953 г. от Четвертого Интернационала под предлогом того, что сталинизм способен проложить новые пути к социализму, теперь помогали сталинистам прокладывать путь к капитализму.
Через неделю после падения "берлинской стены" Эрнест Мандель лично посетил Восточный Берлин. Предметом его первого публичного выступления - интервью со сталинистской молодежной газетой Junge Welt - стало осуждение BSA, предшественника SEP (ПСР) в Германии. В ходе демонстрации 4 ноября мы нелегально распространяли листовки, в которых предупреждали об опасностях капиталистической реставрации и защищали программу международного социализма. Мандель отозвался о них как о "недопустимом вмешательстве извне". Позднее он стал советником Грегора Гизи, лидера ПДС. Член Германского Объединенного Секретариата с самым долгим стажем, Яков Монета, даже стал членом ЦК ПДС. А Винфрид Вольф в качестве апостола Манделя ныне заседает в Бундестаге как член фракции ПДС.
Политические выводы
В заключение позвольте мне сделать некоторые политические выводы.
Причина, по которой рабочие не сумели противостоять волне реакции, захлестнувшей Восточную Европу и СССР, заключается в кризисе перспективы, что стало результатом сталинистского, а также реформистского, господства над рабочим классом в течение нескольких десятилетий.
Но тот факт, что рабочие растеряны, не означает, что они перестали думать. В действительности за последние восемь лет они обрели колоссальный политический опыт. Иллюзии насчет капитализма, столь распространенные восемь лет назад, по большей части исчезли. Массы рабочих испытали горечь и лишения. Но если по-прежнему идентифицировать социализм со сталинизмом, из этой ситуации выхода нет. Для преодоления нынешнего кризиса перспективы крайне важно понять прошлое, в частности, сущность сталинизма. Лишь после того, как будут поняты причины и извлечены уроки, поражения, как однажды заметил Ленин, могут превратиться в основу для будущих побед.
Такое понимание вначале достигается не средним рабочим или массами рабочих, а лишь наиболее продвинутых из них. В сущности, лишь через наши партии рабочий класс может достичь подобного понимания. В этом заключается историческое значение данной летней школы.
Найдет ли эта школа более широкий отклик? Вадим Роговин в своей вчерашней лекции указал на влияние буржуазных СМИ. Нет сомнений в том, что искусство манипулирования людьми в наши дни достигло беспримерных высот. Но сам факт того, что для поддержания своего правления буржуазия вынуждена опираться на подобное манипулирование, свидетельствует не о силе, а о слабости. Правительства, опирающиеся на искусственно созданные иллюзии, гораздо более уязвимы, чем правительства, опирающиеся на реальные социальные уступки, которые они предложить сегодня неспособны. Как пошутил Вадим, "Мы уже дали столько обещаний, а массы еще не удовлетворены".
В ближайший период мы неизбежно увидим многочисленные социальные взрывы - в Восточной Европе, бывшем СССР, равно как и на Западе. Эти взрывы сами по себе не преодолеют кризис перспективы. Для избавления от наследия сталинизма недостаточно нескольких лозунгов, пусть даже верных. Но общественный кризис с неизбежностью влечет за собой изменение политического климата и рост интереса к политике, поиск ответов, дать которые может лишь Международный Комитет.
Именно на этой основе будут собраны и политически вооружены марксистские кадры Четвертого Интернационала, которые станут центром политической переориентации рабочих масс во всем мире.
К началу страницы
МСВС ждет Ваших комментариев:
© Copyright
1999-2017,
World Socialist Web Site |
