НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История

Версия для распечатки

В защиту Льва Троцкого

Дэвид Норт
14 января 2014 г.

Ниже публикуется текст лекции Дэвида Норта, председателя Партии Социалистического Равенства (ПСР — Socialist Equality Party) США и председателя международной редакционной коллегии Мирового Социалистического Веб Сайта, с которой он выступил на конференции историков в Майнцском университете 27 сентября 2012 г.

Меня радует возможность принять участие в съезде историков в университете города Майнца, и я особенно рад выступить в этот вечер с той же самой трибуны, что и профессор Марио Кесслер (Mario Kessler), ученый с мировым именем, которого никогда не пугают споры на исторические темы. Он внес значительный вклад в изучение политической патологии антисемитизма и в исследование сложной взаимосвязи между развитием рабочего движения и еврейским народом. Из-за особенностей сферы своих интересов профессор Кесслер заранее понимает, что его публикации кого-то неизбежно заденут, иногда даже его друзей. Я сочувствую ему в этой отношении.

Я также желаю поблагодарить моих товарищей из издательства имени Ф. Меринга (Mehring Verlag), особенно Вольфганга Вебера, за все то, что они сделали для привлечения внимания широкой аудитории в Германии к моей книге В защиту Льва Троцкого (In Defence of Leon Trotsky). Сейчас готовится второе издание этой книги. Это для меня необычно. В течение моей длящейся несколько десятков лет деятельности в социалистическом движении я привык как к неизбежному факту к тому, что рост читателей моих книг и брошюр далеко отстает от типографского тиража этих изданий. Но что касается книги В защиту Льва Троцкого, особенно в его немецком переводе, мне не пришлось ждать слишком долго.

Мы все знаем выражение Habent sua fata libelli — «книги имеют свою судьбу». На самом деле, как я недавно узнал из современного уникального источника информации, «Википедии», это лишь упрощение и сокращение более глубокой мысли античного знатока грамматики Теренциана Мавра, и полная фраза гласит: Pro captu lectoris habent sua fata libelli («книги имеют свою судьбу, зависящую от способностей их читателя»).

Другими словами, читатель активно соучаствует в определении судьбы книги. Именно через читателя книга проникает в мир.

К счастью, книга В защиту Льва Троцкого привлекла внимание многих принципиальных ученых. Профессор Бертран Пэтноуд (Bertrand Patenaude) написал рецензию, сопоставляющую мою книгу с биографией Троцкого, которая была написана Робертом Сервисом (Robert Service). Рецензия была опубликована в июне 2011 года в журнале The American Historical Review и затем привлекла к себе большое внимание. За этой рецензией последовало «Открытое письмо» в немецкое издательство «Зуркамп» (Suhrkamp), которое подписали профессора Герман Вебер (Hermann Weber), Марио Кесслер (Mario Kessler), Гельмут Дамер (Helmut Dahmer), Бернхард Байерляйн (Bernhard Bayerlein), Гейко Гауманн (Heiko Haumann), Владислав Хеделер (Wladislaw Hedeler), Андреа Хёртон (Andrea Hurton), Гартмут Мерингер (Hartmut Mehringer), Оскар Негт (Oskar Negt), Ганс Шафранек (Hans Schafranek), Оливер Раткольб (Oliver Rathkolb), Петер Штайнбах (Peter Steinbach), Райнер Тоссдорф (Tossdorf Reiner) и Рольф Вёрсдёрфер (Rolf Woersdoerfer).

Вполне вероятно, что между мной и лицами, подписавшими это письмо, равно как и среди самих подписантов, существуют значительные разногласия относительно причин русской революции, социальной базы большевистского восстания в октябре 1917 года, характера советского режима, а также что касается политических концепций и исторической роли Льва Троцкого. Биография Льва Троцкого, написанная пером профессора Кесслера, сильно отличалась бы, я уверен, от книги, написанной мною. Иначе и быть не может. Наши труды отражают наши разные точки зрения, различные интересы, различие опыта, — короче говоря, различие наших жизней. Но мы оба работали бы на основе одно и того же историко-фактического материала.

Вся подлинная история является реконструкцией объективного процесса. Процесс интерпретации стремится прояснить историю, но не исказить ее. Троцкий был действительным участником объективного социального и исторического процесса. Его действия и мысли зафиксированы в массивном архивном материале. Огромное число различных источников содержит массу документов. Трудно припомнить другого человека, который вызывал бы такие диаметрально противоположные чувства. На свете существуют воспоминания и свидетельства его поклонников; есть масса воспоминаний ненавистников, осуждавших его. Троцкий по праву считался одним из самых плодовитых писателей своего времени. Даже самая обширная коллекция его архивов — она хранится в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета — не содержит все его письменное наследие. Значительная часть его сочинений остается неопубликованной. Идеи Троцкого — в той мере, в какой они отразились в его бесчисленных книгах, журнальных и газетных статьях, даже в протоколах процессов и дискуссий — оказали огромное влияние на политическую и интеллектуальную жизнь множества стран.

Историк, беря на себя гигантскую задачу написать биографию исторической фигуры масштаба Троцкого, должен быть готов погрузиться в море архивных материалов. Такой автор должен пожертвовать годами и даже десятилетиями — совсем не несколькими месяцами, — необходимыми для достижения необходимого уровня понимания этого человека и его времени.

Коротко говоря, историк обязан, по самому существу своей науки, погрузиться в массу исторических материалов. Каждый биограф, конечно, имеет свою «точку зрения». Но его задача вовсе не состоит в том, чтобы читать лекции, делать нравоучения и осуждать объект своего исследования за то, что тот придерживается других взглядов и живет в другую эпоху, чем сам автор. Допустим, описанием какого-то русского коммуниста займется политически консервативный историк. Он все равно должен попытаться понять исторический и общественный контекст, сформировавший идеи и определивший действия его героя. Историк может и даже должен иметь собственные идеи. Без таких идей он не смог бы создать интересную работу. Но он должен разобраться в идеях объекта своего исследования, должен быть готов принять их легитимность, хотя бы в том смысле, что он понимает исторические обстоятельства и условия, которые эти идеи выражают. Э.Х. Карр ссылается на слова историка Р.Г. Коллингвуда, говорившего, что «историк должен воссоздать в своем мозгу то, что происходило в головах своих драматических героев…» [1].

Само собой разумеется, историк должен показать абсолютную честность в своем обращении с архивными материалами, со всем тем, что входит в обширную категорию «фактов». Ясно, что, несмотря на популярность этой фразы, ни один историк не в силах «прочесть все, что имеется в литературе» по любой значимой теме. Но он или она добросовестно найдет и проверит все документы, которые необходимы для всесторонней реконструкции данной исторической темы. Отбор фактов не может быть произвольным и тенденциозным, а их презентация должна быть точной и аккуратной. Ничто не способно опозорить историка и подорвать доверие к его работе больше, чем утверждения, не подкрепленные приводимыми документами, или то, что он тем или иным образом сфальсифицировал исторические факты для подтверждения своей предвзятой версии истории.

За три года, истекшие после публикации моего первоначального анализа биографии Сервиса, стало ясно, что его работа являет собой пародию на историческую работу. Четырнадцать историков согласились в том, что эта книга является «клеветническим пасквилем» (defamatory lampoon). Хотя в ходе дальнейших лекций, включая две в Берлине и одну в Лейпциге, в рамках которых мне удалось значительно расширить свою критику, я не смог полностью описать все ошибки, фальсификации и искажения, которые Сервис сумел втиснуть в один том своей биографии Троцкого. Обман и бесчестность так глубоко пропитывают все нити рассказа Сервиса, что он вынужден искажать исторические документы даже тогда, когда не видно явной причины для лжи.

Например, готовясь к сегодняшней лекции, я еще раз открыл биографию Сервиса. Я выбрал главу наугад, заранее зная, что смогу найти хотя бы одну ошибку на любой странице, и начал читать главу 14, озаглавленную «Война войне». Эта глава описывает влияние начала Первой мировой войны на жизнь Троцкого. На странице 137 Сервис описывает случайную уличную встречу между Троцким и немецким социал-демократом Молькенбуром в Цюрихе, во время которой Молькенбур высказывает предположение о скором конце войны. Сразу после упоминания слов Молькенбура, Сервис продолжает: «Молькенбур оценил апокалиптический прогноз Троцкого как “утопию”» [2].

Весь эпизод взят из Моей жизни Троцкого, и Сервис указывает страницу книги в подстрочном примечании.

Обращаясь к книге Троцкого, мы узнаем, что Сервис правильно передает слова Молькенбура, как их вспоминает Троцкий. Но следующее затем предложение: «Молькенбур оценил апокалиптический прогноз Троцкого как “утопию”», — существенно искажает рассказ Троцкого. Троцкий не говорит, что «Молькенбур оценил апокалиптический прогноз Троцкого как “утопию”». Он описывает этот эпизод совсем по-другому. Вслед за цитированием Молькенбура Троцкий пишет: «Молькенбур выражал, конечно, не свою личную оценку. Он просто передавал официальное мнение социал-демократии. В это самое время французский посол в Петербурге держал на 5 фунтов стерлингов с Бьюкененом пари, что война будет закончена до Рождества. Нет, мы, “утописты”, предвидели все же кое-что получше этих реалистических господ — из социал-демократии и из дипломатии» [3].

Рассказ Сервиса создает в голове читателя совсем другое представление, чем то, к которому ведет чтение воспоминаний Троцкого об этом эпизоде. Согласно изложению Сервиса, читатель воображает сцену, в которой престарелый социал-демократ видит перед собой беснующегося Троцкого, выкрикивающего свое видение Апокалипсиса. Троцкий превращен в политическую карикатуру. Но в тексте книги, на который якобы ссылается Сервис, Троцкий ничего не пишет о своем ответе Молькенбуру. Вместо этого Троцкий иронично передает нам глубоко ошибочные политические расчеты оппортунистов и дипломатов. Кто же здесь, спрашивает он у читателя, является «утопистом»? Те революционеры, которые предвидели катастрофические последствия войны, или те так называемые «реалисты», которые полагали, что все будет улажено в течение нескольких месяцев? Сервис не только искажает политическую картину, он даже не понимает смысла всего этого рассказа.

На следующей странице Сервис пишет: «Впервые в жизни Троцкий публично оспорил Плеханова, к которому теперь относился с откровенным презрением» [4]. Эта фраза имеет ссылку, в которой Сервис информирует нас, что цитирует письмо, которое Троцкий написал 22 декабря 1914 года намного более умудренному годами революционеру П.Б. Аксельроду. Письмо находится в известной Коллекции Николаевского в Институте Гувера Стэнфордского университета в Калифорнии, где Сервис собирал материалы для своей работы. Когда я прочел этот отрывок, то был удивлен. Хотя Троцкий, конечно, осуждал поддержку войны со стороны Плеханова, было удивительно прочитать, что он относился к «отцу российского марксизма» с «откровенным презрением». После прихода большевиков к власти Троцкий в нескольких статьях выразил свое глубокое и давнее преклонение перед Плехановым. Так что же он написал о Плеханове в своем письме к Аксельроду в декабре 1914 года? Не мог ли он в частном письме к старшему товарищу дать выход своему внутреннему чувству ярости вследствие политического предательства Плеханова?

Письмо Троцкого к Аксельроду состоит из трех коротких абзацев. Лишь первый имеет какое-то отношение к Плеханову. Троцкий пишет:

«Читали ли Вы брошюру Плеханова? Я начал писать серию статей о ней. Впервые в моей жизни я полемизирую против Плеханова. Его позиция не так неуязвима, как мне раньше казалось».

Большинство читателей, не имея доступа к архивному источнику, должны полагать, что Сервис аккуратно передал содержание письма. Но предоставлять кредит доверия Сервису было бы ошибкой. В цитируемом абзаце нет ничего, что дало бы основание думать, будто отношение Троцкого к Плеханову превратилось в «откровенное презрение». Это чувство, которое, скорее, описало бы характер самого Троцкого, попросту придумано Сервисом. На самом деле короткий отрывок из письма передает чувство сожаления Троцкого по поводу эволюции Плеханова, то есть говорит о чем-то гораздо более привлекательном, принимая обстоятельства того момента, в сравнении с тем, что предлагает нам Сервис.

Через две страницы Сервис описывает прибытие Троцкого в Париж весной 1915 года:

«Троцкий и его жена описывали свою жизнь в Париже как весьма скромную. Доказательств этому нет. В 1914 году Троцкий отправил шесть больших статей в газету Киевская мысль. Эта статьи имели такой успех, что газета продолжала держать его в штате сотрудников в течение 1915-16 годов; а поскольку французы и русские были союзниками, он мог рассчитывать на быстрые переводы денег на свой банковский счет в Париже. Чета Троцких не бедствовала во время войны во Франции» [5].

Сервис намекает на то, что Троцкий и его жена лгали относительно своего положения в Париже. «Нет доказательств», — заявляет он категорически, тому, что замужняя чета скромно жила в годы войны. Но как же они жили? Богато? Наслаждались ли они благополучием зажиточной жизни среднего класса? Сервис сообщает два факта о личном положении Троцких: во-первых, в 1914 году Троцкий написал шесть статей для либеральной газеты Киевская мысль; во-вторых, Троцкий продолжал писать для газеты в 1915616 годах. Сервис не дает точных данных о гонорарах Троцкого. Вместо этого Сервис утверждает, без ссылки на источники, что Троцкий «мог рассчитывать на быстрые переводы денег на свой банковский счет в Париже». Но где же фактическое доказательство предположения Сервиса об этих доходах?

К несчастью для Сервиса, его самодовольные заявления о богатстве Троцкого и легком доступе к деньгам опровергаются текстом письма, на которое он ссылается на предыдущей странице. Троцкий пишет Аксельроду 11 декабря 1915 года:

«У меня к Вам просьба. 20-го Нат. Ив. должна выплатить типографии большую сумму. В консулате где-то находятся двести рублей, но эту сумму нельзя найти. Я написал в «Киевскую мысль», и просил их выслать деньги по телеграфу. Но я боюсь, что деньги не будут вовремя получены. Могла ли бы Н.И. с Вашей помощью получить ссуду — максимум на 10-12 дней? Это поможет ей избежать неприятностей. Где Мартов: в Цюрихе, или уже выехал?»

В этом письме Троцкий просит Аксельрода одолжить ему денег. Его жена обещала выплатить значительную сумму типографии. Ясно, что они используют свои личные доходы на политическую работу. Несмотря на утверждения Сервиса, денежные переводы из России во Францию вовсе не легки. 200 рублей, которые Троцкий должен получить в консулате, чтобы избежать «неприятностей», куда-то исчезли. Сервис снова исказил документы и скрыл от читателя важные архивные факты, которые противоречат его бесчестно сфабрикованному и тенденциозному рассказу.

Известно ли нам что-то об условиях жизни Троцкого и его жены в течение десятилетия после его драматичного побега из сибирской ссылки в 1907 году, когда они вели жизнь политических эмигрантов в Западной Европе? Троцкий дает следующее описание своего положения в Вене, где он провел семь лет (1907-1914 гг.):

«Мой заработок в “Киевской мысли” был бы вполне достаточен для нашего скромного существования. Но бывали месяцы, когда работа для “Правды” не давала мне возможности написать ни одной платной строки. Тогда наступал кризис. Жена хорошо знала дорогу в ломбард, а я не раз распродавал букинистам книги, купленные в более обильные дни. Случалось, что наша скромная обстановка описывалась на покрытие квартирной платы. У нас было двое маленьких детей и не было няни. Наша жизнь ложилась двойной тяжестью на мою жену. Но она еще находила время и силы помогать мне в революционной работе».

Рассказ Троцкого подтвержден воспоминаниями русского революционера Моисея Ольгина в предисловии к американскому сборнику работ Троцкого, изданному в 1918 году. Ольгин в следующих словах описал эмигрантскую жизнь Троцкого:

«Его дом в Вене был жилищем бедного человека, беднее, чем простой американский рабочий, зарабатывающий восемнадцать долларов в неделю. Троцкий был бедным всю свою жизнь. Его три комнаты в рабочем районе Вены содержали меньше мебели, чем необходимо для удобства. Его одежда была слишком бедной, с точки зрения мелкобуржуазного венца. Когда я его навещал, я заставал его жену в работе по дому, и его двое светловолосых, живых мальчика помогали маме. Квартиру оживляли лишь кучи книг по всем углам и, наверное, великие, хотя и невидимые, надежды на будущее».

Я собрал эти примеры исторической фальсификации всего с четырех страниц биографии Сервиса, выбранных наугад. Нетрудно было бы найти десятки других. Некоторые из ошибок, если взять их в отдельности, могут показаться сравнительно неважными. Но конечный эффект — накопление ошибок на каждой странице этого 500-страничного текста — создает безобразный карикатурный образ реальной исторической фигуры. Перед читателем предстает «монстр Троцкий», сфабрикованный по заказу современного антикоммуниста.

В рецензии, опубликованной в онлайновой версии газеты Neue Zuercher Zeitung историк Ульрих Шмид (Ulrich Schmid), тепло отзывающийся о работе Сервиса, пишет, что фактические ошибки касаются лишь мелких деталей — он употребляет слово “Monita”, — которые лишь незначительно отражаются на общей ценности этой работы. Он оправдывает свое мнение следующим заявлением: «Ни Норт, ни Пэтноуд не сформулировали причин, которые опрокинули бы фундаментальную критику Сервисом революционного фанатизма Троцкого и его желания применять насилие. В 1918 году Троцкий железной рукой проводил Красный террор, в 1921 году он приказал жестоко подавить Кронштадтское восстание» [6].

Шмид спорит не как историк, а как мелкобуржуазный моралист. Он, по сути, заявляет, что наличие фактических ошибок и фабрикаций в книге Сервиса не умаляет его осуждения Троцкого с этической точки зрения. Ответ на такое тенденциозное рассуждение напрашивается сам собой: Сервис должен был попросту написать брошюру под названием «Почему я ненавижу Троцкого» и рекламировать ее не как историческую биографию, а как выражение его личных этических, политических и, возможно, религиозных убеждений. Ульрих Шмид никак не объясняет, почему поддержка Троцким Красного террора в 1918 году, — террор был спровоцирован убийством нескольких вождей большевизма и почти удавшимся покушением на жизнь Ленина, — а также подавление Кронштадтского восстания снимают с Сервиса обязанность скрупулезно разобраться в исторических фактах и попытаться понять и объяснить исторические обстоятельства и политические факторы, определившие действия Троцкого и политику большевистского режима.

Серьезный историк вовсе не безразличен к вопросам морали. Но моральное осуждение должно вырастать с убедительной силой из логики повествования. Историк не может считать себя вправе скрывать или фальсифицировать исторические факты в целях изложить перед публикой законы морали. Настоящему историку, например, Яну Кершоу (Ian Kershaw), нет необходимости указывать на Гитлеру пальцем и повторять своему читателю снова и снова, каким он был ужасным. Преступность Гитлера и ужас его режима всплывают наружу по мере правдивого изложения истории. Невозможно сомневаться в знании архивного материала и огромной массы вторичных источников со стороны Кершоу. Более того, в качестве историка Кершоу интересуется Гитлером не столько как отдельным индивидуумом. Он пытается понять и объяснить, каким образом подобный человек пришел к власти и стал объектом массового поклонения.

Ясно, что выбор объекта рассмотрения облегчил, в некотором смысле, моральный вопрос, стоявший перед Кершоу. Честное и скрупулезное изучение исторических фактов неуклонно ведет к выводу, что Гитлер стоял во главе преступного режима. Искажать факты, фальсифицировать и лгать приходится тем, кто пытается оправдать этот режим, например, как это пытался делать печально известный Дэвид Ирвинг (David Irving).

В этом коренится дилемма Сервиса. Он не смог найти в исторических фактах подтверждения своим попыткам изобразить Троцкого в роли отвратительной и даже преступной политической фигуры. Чтобы достичь этой цели ему пришлось, как Сталину в 1930-е годы, прибегнуть к фабрикациям, полуправде и откровенной лжи.

Однажды, в момент откровения, Сервис заявил, что он надеялся закончить то, что начал, но не смог завершить убийца Троцкого в 1940-м году: уничтожить репутацию Троцкого. Но эта попытка провалилась. Репутация, уничтоженная биографией Сервиса, это репутация самого ее автора.

Примечания:

1. E.H. Carr, What is History? (New York: Random House, 1961), p. 25-26.
2. Service, p. 137.
3. Троцкий, Моя жизнь. Т. 1. М., 1990, с. 271 (курсив добавлен).
4. Service, p. 138.
5. Service, pp. 140-41.
6. “Streit um Trotzki,” February 21, 2012.