|
МСВС : МСВС/Р : Новости и комментарии : Россия
Версия для распечатки
Коррупция и капиталистическая Россия
Владимир Волков
2 апреля 2009 г.
В начале марта этого года исполнился год с момента избрания Дмитрия Медведева президентом России. Хотя одним из своих основных приоритетов он с самого начала провозгласил борьбу с коррупцией, прошедший период ясно показал, что это — как и в годы президентства Ельцина и Путина — не более чем пропагандистский лозунг.
Д. Медведев занимает высший пост в государстве, в котором коррупция не является каким-то отклонением или чем-то случайным, но составляет его неотъемлемую внутреннюю сущность. Коррупция в постсоветской России сверху донизу пронизывает "вертикаль" бюрократического аппарата, силовые структуры и связанный с государством крупный бизнес. Как вирус в крови больного организма она присутствует во всех властных и коммерческих отношениях; она для "системы" все — ее пафос, смысл, точка опоры, ее подлинная идеология, которую можно кратко выразить банальными формулами: "продается все" и "обогащение любой ценой".
На заседании Совета по противодействию коррупции, состоявшемся в октябре прошлого года, Дмитрий Медведев был вынужден признать: "Коррупция в нашей стране не просто приобрела масштабный характер. Она стала привычным, обыденным явлением, которое характеризует саму жизнь нашего общества. Речь идет не просто о банальных взятках. Речь о тяжелой болезни, которая съедает экономику и разлагает все общество".
Вот лишь несколько рядовых примеров из публикаций российских СМИ, появляющихся чуть ли не ежедневно:
* 11 марта чиновнику руководителю муниципального образования "Невельский район" Сахалинской области Владимиру Паку было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий, а сам он временно отстранен судом от занимаемого поста. Он обвиняется в растрате 56 млн рублей (1,5 млн долларов) из средств, выделенных на ликвидацию последствий землетрясения, произошедшего в августе 2007 года. Используя бюджетные средства для строительства нового жилья для пострадавших, В. Пак заключил несколько дорогостоящих контрактов с коммерческими фирмами по оказанию информационных и консультационных услуг, что, по мнению следствия, было средством незаконного присвоения средств.
* В нале марта в Москве по подозрению в получении взятки, превышающей $100 тыс., задержаны два офицера Главного управления МВД РФ по Центральному федеральному округу. Расследуя дело по растрате государственных средств руководителями спорткомплекса "Спартак", они обещали двум подозреваемым лицам в обмен на вознаграждение не привлекать их к уголовной ответственности.
* 16 марта в Мосгорсуде начался судебный процесс над старшим офицером центрального аппарата МВД подполковником Дмитрием Лузгиным, который обвиняется в вымогательстве взятки в $1 млн у руководителей строительной компании "Русский дом недвижимости". Инициировав проверку работы этой фирмы, он предлагал не возбуждать против ее руководителя уголовного дела, на которое, по его словам, он набрал достаточно материалов, в обмен на указанную сумму денег.
* Летом прошлого года в Москве за закрытыми дверями проходил процесс против четырех человек, среди них бывший член президентской администрации в чине полковника, которые обвинялись в торговле "теплыми местечками" в госаппарате. В частности, они хотели сделать одного из своих клиентов шефом таможни портового города Новороссийск, другого — губернатором одного из регионов. Из 33 сделок 17 увенчались "успехом": заинтересованные лица действительно получили высокие посты в региональных министерствах и других структурах.
Каковы масштабы российской коррупции?
По данным главы МВД Рашида Нургалиева — надо полагать, существенно заниженным — ежегодно от коррупции российская экономика теряет от 20 до 40 млрд долларов.
Согласно другим оценкам, сделанным, например, в 2006 году первым заместителем Генерального прокурора России Александром Буксманом, общий годовой рынок коррупции в России составляет порядка 240 миллиардов долларов. Это цифра, сопоставимая с государственным бюджетом.
Нельзя сказать, что борьба с коррупцией не ведется. Разоблачений и уголовных наказаний вроде бы много. Но они, как правило, не затрагивают по-настоящему крупных лиц. С другой стороны, в этом деле, как у гидры, на месте одной отрубленной головы появляются две другие.
По словам Генерального прокурора России Юрия Чайки, сказанным в интервью правительственной Российской газете 25 февраля, в прошлом году "после прокурорских проверок возбуждено 3 тысячи 400 уголовных дел по коррупции. Среди обвиняемых — чиновники разного уровня, руководители муниципальных образований — таких около двухсот. Есть заместители руководителей субъектов Федерации".
Ю. Чайка при этом отметил, что "кое-где борьба с коррупцией лишь имитируется, а за взятки привлекают далеко не тех чиновников, кого следовало бы". То есть одна коррупция порождает и питает другую.
Генпрокурор также констатировал, что сам характер российских законов создает массу лазеек для реализации коррупционных схем. "За год выявлено больше 200 тысяч нарушений законодательства о противодействии коррупции в области государственной и муниципальной службы, — сказал он. — В органах местного самоуправления и властных структурах субъектов более 10 тысяч нормативных актов содержали коррупциогенные факторы. Выявлено более 40 тысяч преступлений против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления".
Как власть пытается ограничить распространение коррупционной заразы?
В интервью "Первому каналу" российского телевидения, вышедшему в эфир в воскресенье, 15 марта, Дмитрий Медведев в качестве "определенного шага вперед", достигнутого за год его деятельности в качестве президента, назвал то, что "мы все-таки впервые за весь современный период истории нашей страны создали новую нормативную базу для борьбы с коррупцией".
Что он имел в виду? Только то, что были приняты поправки к закону о декларировании доходов госслужащих, обязывающие декларировать эти доходы не только самих госслужащих, но и их ближайших родственников. Ясно, что это не более чем жалкий паллиатив, способный оказать лишь более-менее декоративное влияние.
Сообщив об "определенных шагах вперед", Медведев тут же добавил: "Сейчас наступает самое сложное — период исполнения этих законов", — фактически давая этим понять, что никаких существенных перемен ожидать не стоит.
Постсоветский период стал временем резкого численного роста бюрократии и, начиная с прихода к власти Путина десять лет назад, ее значительного усиления как важнейшей прослойки новой правящей элиты.
Количество государственных служащих в России, по меньшей мере, в полтора раза больше, чем во всем Советском Союзе накануне его падения. За один только 2006 год число госслужащих увеличилось на 7,9% и достигло почти 1,6 млн человек.
Доля расходов на правительственный чиновничий аппарат и правоохранительные органы от общей суммы ВВП за последние пять лет увеличилась вдвое.
Власть и госаппарат самым тесным образом спаяны с частным бизнесом. Ведущие чиновники правительства и министерств входят в наблюдательные советы крупнейших российских компаний и на вполне законном основании получают там доходы в миллионы долларов.
В свою очередь, представители частного бизнеса идут в политику, становятся чиновниками и депутатами. По наблюдениям обозревателя Валерия Выжутовича, высказанным в номере Российской газеты от 1 августа прошлого года , в Совете Федерации в 2002 году доля сенаторов, пришедших из бизнеса, составляла 26 процентов, сейчас она достигает 32 процентов.
Если же посмотреть на состав региональных законодательных собраний, то, например, в Липецкой и Астраханской областях бизнесмены составляют более половины депутатов. В Чувашии их доля среди законодателей достигает 60 процентов.
"Бизнес очень озабочен своим дальнейшим развитием, — пишет Выжутович. — И не видит для этого более эффективного способа, чем собственное проникновение во власть".
Ярким примером сращивания власти и бизнеса выступают так называемые "госкорпорации", которых с 2003 года было образовано как минимум семь. Среди них Внешэкономбанк, "Олимпстрой", "Роснанотех", Фонд содействия ЖКХ, "Ростехнологии", "Росатом".
Государство безвозмездно передает в госкорпорации имущество и денежные средства, после чего теряет на переданное имущество всякие права. Государство утрачивает также и обычный механизм правового регулирования деятельности этих компаний, поскольку каждая из них создается на основе специального закона. Госкорпорации не подлежат проверке налоговых органов и не могут быть подвергнуты процедуре банкротства. Во главе них стоят лица, назначенные правительством.
Что это, как не возведенная в ранг государственной политики легальная коррупционная конструкция?
Сегодняшняя либеральная оппозиция активно критикует власть за ее неподконтрольность и коррумпированность. Однако аргументы лидеров этой оппозиции — таких, как публицист Андрей Пионтковский, бывший вице-премьер при "позднем" Ельцине Борис Немцов, бывший депутат Госдумы Владимир Рыжков, чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, бывший экономический советник Путина Андрей Илларионов и др. — фальшивы и лицемерны.
Они утверждают, что всевластие бюрократии — это характерная особенность постельцинского периода, в то время как в 1990-е годы в России якобы царила демократия и свобода. В качестве главного средства искоренения коррупции они называют тотальную приватизацию.
Между тем стоит вспомнить, что именно аргумент, согласно которому старую советскую бюрократию можно победить радикальной приватизацией, лежал в основе всей политики Ельцина и его окружения в тот момент, когда они создавали в России новый прокапиталистический режим на обломках СССР.
Начиная с 1991 года, все основные социально-экономические решения — либерализация цен в 1992 году, ваучерная приватизация, залоговые аукционы середины 1990-х годов и др. — принимались без какого-либо обсуждения в обществе и даже без одобрения парламентом, который был расстрелян из танков осенью 1993 года и после этого утратил даже видимость самостоятельности.
Важнейшие решения 1990-х годов, основанные на личных указах президента Ельцина, фактически "сверху" создали слой сверхбогатых "олигархов", в руки которым были за бесценок отданы наиболее прибыльные и стратегически значимые отрасли бывшей советской экономики.
В начале 1990-х годов один из "прорабов перестройки" профессор Гавриил Попов, ставший мэром Москвы, проповедовал необходимость легализовать коррупцию, оправдывая это тем, что чиновник должен получать "достойное" вознаграждение.
Один их нынешних либеральных оппозиционеров Михаил Касьянов, премьер-министр 2000-2004 годов (первого президентского срока Путина), получил в прессе прозвище "Миша два процента" за свою склонность получать "откат" за все решения, которые он подписывал.
Постсоветский режим был насквозь коррумпированным с самого начала, и чем дальше он двигался в сторону капиталистических реформ, тем более коррумпированным становился.
Недавно полномочный представитель президента России в Центральном Федеральном округе Георгий Полтавченко заявил, что "необходимо противодействовать превращению власти в товар, который можно продать". Однако именно это "превращение" власти в товар и составляет суть социально-политического устройства современной России.
Нынешняя российская правящая элита является прямым наследником привилегированной советской бюрократии. В 1920-1930-е годы сталинистская бюрократия узурпировала политическую власть советского рабочего класса, а позднее объединилась с западными капиталистами в том, чтобы отобрать у него базовые социально-экономические завоевания, ставшие продуктом Октябрьской революции 1917 года. В процессе своего превращения из паразитической касты в имущий класс она усвоила и взяла на вооружение на капиталистическом Западе самые одиозные и хищнические методы обогащения.
Анализируя в свое время природу сталинского режима, Лев Троцкий подчёркивал, что официальные привилегии бюрократии, не имеющие никакой опоры не только в принципах социализма, но и в законах страны, являются ничем иным, как воровством. "Кроме этого легализованного воровства, имеется нелегальное сверхворовство, на которое Сталин вынужден закрывать глаза, потому что воры — его лучшая опора. Бонапартистский аппарат государства является... органом для охраны бюрократических воров и расхитителей народного достояния..." (Бюллетень оппозиции, 1939, № 77-78, с. 13)
Хищение и воровство, основные источники доходов бюрократии, подчеркивал Троцкий, не являются системой эксплуатации в научном смысле слова. Но поскольку они коренным образом противоречат интересам и положению народных масс, то требуют поддержания режима бесконтрольного всевластия... "Для охраны систематического воровства бюрократии её аппарат вынужден прибегать к систематическим актам разбоя. Всё вместе создаёт систему бонапартистского гангстеризма" (там же).
Продолжая этот анализ уже в постсоветский период, историк Вадим Роговин отмечал в своем семитомном исследовании Была ли альтернатива?, что "коррупция и массовые хищения общественной собственности превратились в основной фактор загнивания постсталинского режима" (Мировая революция и мировая война. М., 1998, с. 28).
Реставрация капитализма в республиках, образовавшихся на развалинах СССР, продолжал Роговин, подтвердила прогноз Троцкого о том, что "противоречие между формами собственности и нормами распределения не может нарастать без конца. Либо буржуазные нормы должны будут, в том или ином виде, распространиться и на средства производства, либо, наоборот, нормы распределения должны будут прийти в соответствие с социалистической собственностью" [Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1991, с. 202-203].
"На практике в конце 80-х — начале 90-х годов реализовался первый вариант этого прогноза. Коррумпированные и теневые элементы "старой" социальной структуры стали той средой, из которой рекрутировался класс новой буржуазии. Рост доходов этого класса происходит синхронно со все новыми ударами по социальным интересам и жизненному положению основной массы населения" (В. Роговин, там же).
Коррупция в современной России — это проблема не административная и даже не уголовная, это проблема политическая.
К началу страницы
МСВС ждет Ваших комментариев:
© Copyright
1999-2017,
World Socialist Web Site |
