НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История : Вадим Роговин

Версия для распечатки

Вадим Роговин и судьба марксизма в России

Часть 1 | Часть 2 | Часть 3

Владимир Волков
28 ноября 2003 г.

18 сентября исполнилось пять лет с того трагического момента, когда ушел из жизни Вадим Захарович Роговин. Чем дальше мы отстоим от этой даты, тем более ясным становится значение его неординарной фигуры как выдающегося представителя советской и российской социалистической интеллигенции, его вклад в науку как историка и социолога. Мы можем сейчас более непосредственно сознавать также и степень его гражданского и личного мужества, не лишенного черт подлинного, хотя и не всегда очевидного, героизма.

В продолжение 1990-х годов, несмотря на постоянную борьбу с тяжелым, смертельным заболеванием, он сумел написать и подготовить к печати семь томов исторического исследования "Была ли альтернатива?". Вышедшие между 1992-м и 1998-м годами шесть первых книг этой серии появлялись практически ежегодно. Последний, седьмой том остался не до конца завершенным самим автором и был опубликован весной 2002 года.

Каковы были условия, в которых эта работа была совершена?

1990-е годы в России были временем беспрецедентного культурного упадка и политической реакции. По своему контрасту с периодами общественного подъема и воодушевления их можно сравнить, пожалуй (если оставить в стороне очень противоречивую атмосферу большей части XX века), только с двумя наиболее мрачными десятилетиями русской истории XIX столетия: периодом 1830-годов, когда после подавления движения декабристов в России утвердилась казарменная атмосфера Николая-Палкина (по выражению Герцена), а также с эпохой 1880-х годов, когда после убийства "царя-освободителя" Александра II революционные настроения общества сменились апатией, проповедью культурничества и "малых дел", между тем как трон Романовых занял ограниченный и жестокий азиатский деспот Александр III. Но даже на этом фоне десятилетие, последовавшее вслед за распадом Советского Союза, отличается особенно удушливой и отравленной атмосферой. Это было время, когда худшие пороки человеческой натуры, самые низменные страсти, ничтожнейшие устремления и самые реакционные взгляды активно навязывались обществу при помощи новейших технологий массового гипноза, помноженных на мощь современных средств массой информации.

Для того чтобы образовалась столь специфически сгущенная атмосфера упадка, требовалось, конечно, сочетание многих исторических факторов. Важнейшими из них являются, несомненно, окончательный провал сталинистской модели построения "социализма в отдельной стране" и спекулятивный финансовый бум, охвативший ведущие страны капиталистического Запада на фоне резкого усиления общего кризиса капиталистической экономики под влиянием тенденций глобализации. И если распад Советского Союза крикливо провозглашался "концом социализма", то есть любых попыток бросить вызов господствующей капиталистической системе, то фиктивные прибыли разбухавшего международного финансового пузыря дополнительно усиливали атмосферу "конца истории" с его мнимыми ощущениями, что все прежние противоречия социальной жизни как будто перестали действовать и ничего принципиально нового в жизнь общества привнести уже нельзя.

Судьба поколения "шестидесятников"

Эти объективные условия в своем преломлении в постсоветской России наложились на судьбу поколений. Особенность российской истории последних трех-четырех десятилетий состоит в огромной роли, которую заняло в общественной и культурной жизни поколение "шестидесятников". Они не только сформировались как некое особое социальное явление в период общественного подъема и надежд начала 1960-х годов. На их специфическую роль в современной жизни наложились и чисто демографические факторы. Тяжелые потрясения революции и гражданской войны, последствия насильственной коллективизации, трагедия Большого террора, а затем страшная мясорубка Второй мировой войны выбили из жизни несколько поколений. В результате получилось так, что те, кто увидел свет накануне войны или сразу после нее, вступали в жизнь именно в период брожения хрущевской "оттепели" в качестве компактного сообщества, объединенного сходством жизненных условий своего формирования и духовных устремлений, став на целые десятилетия, по существу, цементирующей структурой общественной жизни.

Судьба этого поколения оказалась в высшей степени драматичной. Начав свою жизнь в момент наивысшего подъема в развитии советской экономики, культуры и общественной жизни, это поколение воплотило в самом себе и в своих юношеских настроениях исторический оптимизм и веру в то, что все худшее в советской истории осталось позади, а впереди открываются безграничные перспективы развития. А затем, как будто в качестве горькой насмешки мачехи-истории, дальнейшая жизнь этого поколения была связана с болезненной ломкой идеалов, нарастанием внутренней неудовлетворенности, идейным фрустрированием, что, в конечном итоге, закончилось капитуляцией перед поверхностными и, по существу, глубоко конформистскими иллюзиями относительно того, что альтернативы капитализму не существует. В результате это поколение выдвинуло не только плеяду замечательных писателей, поэтов и художников 1960-х годов, но и стало обильным поставщиком тех публицистов и общественных деятелей, которые на рубеже 1980-90-х годов сыграли решающую роль в повороте общественного сознания в сторону окончательного отказа от традиций революции и социализма.

Есть такие горячие головы, которые на этом основании обвиняют "шестидесятников" в "предательстве", пытаются дискредитировать их как поколение. Подобные попытки равным образом и упрощены и несправедливы. Поколение 60-х годов вошло в жизнь в тот период, когда советское общество только что пережило свою самую страшную трагедию — физическое уничтожение массового слоя политических фигур, готовивших и осуществлявших революцию Октября 1917 года, а также социалистически настроенных представителей интеллигенции, рабочих и молодежи, выросших в атмосфере первых лет революции. Этот слой был носителем не только самосознания революции, но также духа и психологии социализма. Главная трагедия советской истории — это то, что марксизм был уничтожен, вырван с корнем в СССР в 1930-е годы. То, что называла "марксизмом-ленинизмом" сталинистская бюрократия, было не более как неряшливой и вульгарной смесью случайно надерганных фраз из классиков марксизма, сдобренной огромными порциями русского национализма и различных разновидностей консервативно-реакционных идеологий и моральных установок.

Поколению "шестидесятников" повезло больше, чем их непосредственным предшественникам. Этому поколению не пришлось погибнуть в боях или сгинуть в лагерях сталинского ГУЛАГа. Трагедия, произошедшая с ними, — это духовное перерождение, омертвление и смерть; смерть, может быть, не окончательная, но такая, которая в полной мере проявила свои разлагающие последствия. Поколение "шестидесятников" в годы своей молодости пыталось решить проблему громадной исторической важности, оно стремилось дать ответ на вопрос: что есть подлинный социализм и каковы причины, приведшие русскую революцию к вакханалии сталинского террора? Этот вопрос со всей серьезностью занимал умы этого поколения в годы его молодости. Причина последовавшего затем перерождения во многом определялась тем, что удовлетворительный ответ так и не был найден. "Тайна" 1920-30-х годов, к сожалению, осталась для поколения "шестидесятников" неразгаданной.

Мы можем сокрушаться по этому поводу или торжествовать, как то делает либеральная интеллектуальная элита "новой России", но мы должны признать этот прискорбный факт, — уже хотя бы для того, чтобы сделать его точкой отсчета для будущего развития.

Только приняв во внимание этот общий исторический фон, мы можем понять судьбу и значение Вадима Роговина — характерного представителя поколения "шестидесятников". Отдельные периоды и эпизоды его личной и интеллектуальной биографии показывают, что он двигался и искал вместе со своим временем и своим поколением. За одним единственным исключением. В решающий (и оказавшийся последним) период советской истории 1987-1991 годов, когда б о льшая часть советской интеллигенции окончательно вступила на путь прощания с верой в возможность обновления СССР на основах советского народовластия и социалистической демократии, Вадим Роговин совершил тот интеллектуальный рывок вперед, который позволил ему найти ответ на упомянутую выше главную "тайну" советской истории: объяснить истоки перерождения революции и тем самым замкнуть связь времен, образовать мост между прошлым и настоящим.

Вадим Роговин спас тем самым честь советской интеллигенции и поколения "шестидесятников". Он смог понять и объяснить, что перерождение революции не было неизбежным, что сталинизм вырос не как логическое продолжение и завершение Октября 1917 года, а как его контрреволюционное отрицание, что существовала социалистическая альтернатива сталинизму, и что эта альтернатива могла стать основой для подлинного преобразования и возрождения советского общества в конце 1980-х - начале 1990-х годов.

Этот взгляд до сих пор не принят и не поддержан большинством общества. Он остается далек от широкого признания в общественном сознании. В доминирующих СМИ имя Вадима Роговина сознательно не упоминается, а его работы фактически окружены заговором молчания. Однако история не остановилась ни в 1991, ни в 1998 году. То, что было сделано В. Роговиным, будет обязательно востребовано обществом, когда оно вступит на путь своего решительного и вполне сознательного обновления. Этот момент, будем верить, не за горами, ведь отдельные его элементы уже проступают на наших глазах.

Место 1920-1930-х годов в советской истории

Два решающих обстоятельства помогли В. Роговину начать и осуществить свой масштабный и амбициозный (в хорошем смысле слова) проект: изучение советской истории, в особенности 1920-30-х годов, а также знакомство и сотрудничество с Международным Комитетом Четвертого Интернационала — мировым троцкистским движением. Оба этих обстоятельства тесно связаны. Четвертый Интернационал стал продуктом борьбы против гангрены сталинизма в СССР, борьбы, которая была инициирована революционными и интернациональными элементами большевизма во главе со Львом Троцким. Понимание исторических условий возникновения русской революции и ее последующего бюрократического перерождения являются необходимой и неотъемлемой составной частью политического мировоззрения современного социалиста. Для Роговина поворот в сторону троцкистского движения был обратной стороной его обращения к истокам русской революции.

Все семь книг Роговина посвящены событиям, происходившим между 1923 и 1940 годами, то есть между началом последней болезни Ленина и связанным с этим обострением политических разногласий на верхах большевистской партии и убийством Троцкого в августе 1940 года вместе с началом Второй мировой войны. Этот период занимает уникальное место не только в новейшей истории России, но и всего мира. Октябрьская революция 1917 года не была продуктом одного лишь национального развития. Наиболее глубокие объективные ее корни имели интернациональный характер и были связаны с невозможностью модернизирования и развития старой царской России методами капиталистических реформ и интегрирования в мировой рынок. Первая мировая война, представлявшая собой взрыв всех социальных и политических отношений Европы под давлением неразрешимых противоречий капиталистического развития, ступившего в фазу империализма, стала одновременно и наиболее важной причиной русской революции.

Два межвоенных десятилетия (1919-1939) в мировом развитии стали периодом нарастания внутренних конфликтов, политической и экономической неопределенности и нестабильности. Ни одно из противоречий, вызвавших Первую мировую войну, не было преодолено. В этих условиях приход к власти в России партии большевиков давал пример и основу для единственно-мыслимого прогрессивного пути разрешения того глубочайшего международного кризиса, в котором оказалась Европа и весь мировой капиталистический порядок. Русская революция открывала перспективу того, как этот кризис мог быть решен в интернациональном масштабе на основах растущего социального равенства и демократического участия самих трудящихся в общественной жизни. Русская революция и ее революционизирующее влияние в продолжение 1920-х и отчасти 1930-х годов стали мощным фактором мировой политики, приведшим, в частности, в качестве одного из своих побочных проявлений, к тому, что правящие классы капиталистического Запада встали на путь реформистской политики и уступок в пользу рабочего класса.

С точки зрения советской истории, 1920-30-е годы — это период не только закладки основ, но и время, в котором определялось направление будущего развития страны. Как всегда утверждали оба наиболее значимых лидера русской революции, Ленин и Троцкий, социализм в России не мог быть построен на базе национального развития и построения автаркически-изолированной экономики. Будущее русской революции и социализма целиком зависело от того, станет ли это движение действительной частью мирового процесса или нет. Изоляция России, говорили Ленин и Троцкий, растянувшаяся на длительную историческую эпоху, неизбежно поставит молодую советскую республику перед смертельной опасностью.

Это предвидение, к сожалению, оправдалось в своем негативном варианте. Экономическая отсталость и политическая изоляция привели к появлению и быстрому усилению новой правящей социальной прослойки — сталинистской бюрократии, которая сумела оттеснить рабочий класс от рычагов управления государством, а затем физически истребить всех носителей революционного самосознания.

Страна продолжала развиваться, несмотря на контрреволюционный переворот, совершенный сталинистской бюрократией, и во многом вопреки ему. Импульс революции 1917 года был столь силен, что позволил на длительную историческую перспективу обеспечить советских трудящихся расширением их социальных возможностей и ростом благосостояния. В результате индустриализации и послевоенного восстановления хозяйства (а также его резкого подъема в первые послевоенные десятилетия) Советский Союз оказался в состоянии "держать удар" перед лицом прямого вызова со стороны ведущей и самой могущественной державы мирового империализма — Соединенных Штатов Америки. Однако весь этот явный прогресс в развитии советского хозяйства и социальной жизни не означал приближения к социализму. В той степени, в какой массы по-прежнему оставались полностью отстраненными от рычагов власти, СССР представлял собой общество с тоталитарным политическим режимом, в котором с социально-экономической точки зрения были заложены лишь основы для подлинного социалистического развития.

По существу, бюрократическое перерождение середины 1920-х - 1930-х годов привело к тому, что Советский Союз оказался обществом переходного, промежуточного типа. Объективные интересы бюрократии находились в прямом противоречии с целями революции и эгалитаристскими устремлениями масс. Из этой ситуации было только два выхода: либо рабочий класс оказался бы в состоянии свергнуть диктатуру бюрократии и возродить советскую демократию, а вместе с ней и подлинно социалистическое планирование, либо бюрократия завершила бы свой контрреволюционный переворот, уничтожив национализированную собственность и превратив себя в новый имущий класс частных собственников.

Всякий новый шаг на пути развития советского хозяйства и общественной жизни обострял это коренное противоречие. Разница между временем 1920-30-х годов и послевоенным периодом, взятым как целое, состоит в том, что если довоенный период закладывал, если можно так выразиться, парадигмы советской истории, то содержанием послевоенных лет было накопление факторов преимущественно количественного характера.

Смотри также:
О Вадиме Роговине - "Это был человек, без которого мир становится ниже на голову, беднее"
(7 июня 2002 г.)

В память о Вадиме Роговине
( 5 июня 2002 г.)

Послесловие Вадима Роговина к книге Конец означает начало — Для чего я писал свое семитомное исследование "Была ли альтернатива?"
( 18 мая 2002 г.)

Вадим Роговин и его историческое исследование "Была ли альтернатива?"
( 2 июня 2001 г.)

В память о Вадиме З. Роговине - Речь Дэвида Норта в Берлине 5 декабря 1998 г.
( 8 июля 1999 г.)