НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История : Вадим Роговин

Версия для распечатки

Галина Роговина-Валюженич о Вадиме Роговине — «Это был человек, без которого мир становится ниже на голову, беднее»

Галина Роговина-Валюженич
7 июня 2002 г.

Ниже следует текст выступления Галины Роговиной-Валюженич, жены русского марксистского историка и социолога Вадима Захаровича Роговина, на собрании 15 мая в Москве, которое было посвящено 65-летию ее мужа.

Я рада приветствовать всех, кто пришел сюда, чтобы почтить память Вадима Захаровича Роговина, отдать должное великому человеку и великому ученому. Сегодня я с полным правом могу озвучить его слова: «Я выполнил свой долг перед прошлым, настоящим и будущим». Я выполнила долг перед Вадимом.

Сегодня один из самых знаменательных дней в моей жизни, потому что дело, которому мой муж посвятил всю свою жизнь, пришло к заключительному этапу: появилась последняя, заключительная книга его исторического исследования «Была ли альтернатива сталинизму?»

Выступавший до меня Михаил Илларионович Воейков сказал, что интерес к этой проблеме возник у Вадима еще в юношеские годы, и это так. Но в своих воспоминаниях Вадим уходит еще дальше. Первое осознанное воспоминание о том, когда он заинтересовался этой проблематикой, относится еще к его тринадцатилетнему возрасту. Это был день празднования 70-летия Сталина, когда все неистово ликовали, а он обратился к отцу с вопросом: «Папа, почему все большевики, которые делали революцию, погибли, не дожили до этого момента?» Ответ отца его не удовлетворил. И он вспоминал, что тогда, в тринадцать лет, его озарила мысль: «А может быть, Сталин преступник?»

Эта мысль стала толчком, давшим импульс всей его творческой жизни. Действительно, все свои юношеские годы, как он потом рассказывал, он провел главным образом в библиотеках, изучая подшивки старых газет, журналов, выискивая по крупинкам материалы о Левой оппозиции, о революционерах, которые боролись со Сталиным и сталинским режимом.

Всю свою жизнь он посвятил изучению Левой оппозиции. Даже будучи социологом, он умел в своих исследованиях социальных отношений советского общества, которыми занимался, взять из платформы Левой оппозиции темы, очень близкие ему по духу, по его сущности — это проблемы социального равенства, социальной справедливости и нетрудовых доходов.

Публикации его статей в газетах, начиная с 1985 года, имели оглушительный успех. Он печатался огромными тиражами, был в восторге, когда приходил домой и рассказывал, что пришло колоссальное количество откликов на его статьи. Он был горд тем, что его позиция ученого находила отклик среди людей, а идеи, которыми он горел и которыми жил, были созвучны этим настроениям. Я думаю, что в этом был определенный импульс, который дал ему надежду на то, что он сможет осуществить главный труд своей жизни. Ведь до этого времени он, изучая Троцкого и документы Левой оппозиции, находился в вакууме. Он ни с кем не мог говорить об этих темах. Вобрав в себя и внутренне пережив трагедию уничтожения большевистской партии Сталиным, он носил ее в своем сердце и душе, в своем уме. Все это было в нем.

У нас дома сохранилось очень мало записей, которые составляли фактический материал, его наработки. Это поразительно, какие надо было иметь душу и сердце, чтобы носить все это в себе одном, не имея возможности даже обсуждать то, что его так страстно волновало. У него не было друзей, не было единомышленников. Это была его трагедия, с которой он жил.

Впервые о своем намерении написать большое исследование Вадим рассказал мне в 1986 году. В то время еще не было возможности непосредственно приступить к подобному замыслу. Но он, как провидец, чувствовал изменение общественных отношений, сознавал, что его книги нужны именно сейчас, когда страна на подъеме, когда идеи социального равенства и справедливости так близки народу и созвучны его чаяниям.

К работе над первым томом Троцкизм: Была ли альтернатива ? Вадим приступил в 1990 году. Этот том был написан буквально за год, после чего Вадим отнес его в издательство «Панорама». Там книгу приняли с восторгом, хотели напечатать ее уже в 1991 году. Были и положительные рецензии. Но потом случился путч, «Панорама» оказалась под контролем «полторанинского» министерства печати. Туда пришли с ревизией, и Вадим поучил от издательства письмо.

Там были такие слова, которые приводили его в яростное негодование. Он говорил: как это можно, это же сталинская формулировка, — «в связи с изменением общественного мнения по данному вопросу редакция считает невозможным издание его книги». Иначе говоря, предполагалось, что ученый должен подстраиваться под общественное мнение, а не формировать его. Там были, кроме того, еще и перлы такого типа, как «идеологически вредные» [мысли], «неуместные», «не ко времени» и т.д.

Вадим, конечно же, очень переживал, но мы нашли вскоре возможность издать его книгу в появившемся тогда коммерческом издательстве «Терра». Книга вышла. Он тут же принялся за второй том, который был также написан за год. Но голос автора остался не услышан, потому что нарастал вал антибольшевистской пропаганды, все средства массовой информации огульно очерняли советское прошлое, смешивали с грязью большевизм, отождествляя его со сталинизмом. Те ценности, на которых воспитывались мы и все наше общество, были попраны. Книги не нашли отклика, не появилось ни одной рецензии. Вадим чувствовал себя в полнейшей изоляции, и я боялась, что у него наступит состояние депрессии, потому что психологически было очень сложно с этим справиться.

Все изменилось в 1993 году, когда судьба свела Вадима и меня с Дэвидом Нортом и представителями американской партии Социалистического Равенства. Вадим нашел в их лице единомышленников, людей, разделяющих его взгляды, близких ему по внутренним убеждениям, по моральным ценностям. Он говорил, что это люди особой породы, и я согласна с ним. Никогда раньше я не видела Вадима таким приподнятым, одухотворенным, как в общении с этими людьми.

Они помогли во многом, и морально, и материально. Они устраивали турне, организовывали лекции практически во всех странах мира. Лекции имели потрясающий успех. Я говорю это не голословно — каждая лекция записывалась на видеопленку. Я хотела бы рассказать один эпизод, на мой взгляд, очень хорошо иллюстрирующий, как эти лекции проходили.

Мы приехали в самый крупный университет в Сиднее, деканом которого являлась княжна Голицына (из бывших русских Голицыных, которые перебрались в 1917 году через Манчжурию в Австралию). Она предложила нам зал на 40 мест. Вадим сказал, что это очень мало. Тема была обозначена: «Троцкизм в современном мире». Она высказала мнение, что эта тема не будет пользоваться популярностью. «У нас накануне вашего приезда был сам Афанасьев и Гайдар, и был полный зал, 40 человек. Это был аншлаг», — сказала княжна Голицына.

Но наши друзья — организаторы мероприятия — настояли на том, чтобы для выступления был предоставлен самый большой зал, имеющийся в университете. К началу лекции зал был полон: пришло две тысячи человек. Люди сидели в проходах, на лестницах, около подиума, где выступал Вадим.

Когда княжна Голицына вошла в переполненный зал, она не поверила своим глазам. Она не могла понять, почему эта тема так волнует людей благополучной далекой Австралии. Успех был оглушительный.

Тот, кто слышал, как Вадим читал свои лекции, никогда этого не забудет. Он был потрясающим оратором, который завораживал слушателей не только благодаря огромному количеству знаний, которые он таил в себе, но и вследствие страстности своих выступлений. Эта страстность происходила из-за того, что он идентифицировал себя с теми людьми из Левой оппозиции, правду о которых он восстанавливал в исторической памяти нашего народа. Он был близок им по духу, по нравственным качествам.

И вот на этом взлете, на подъеме моральных, эмоциональных сил, творческого энтузиазма случилось несчастье. У Вадима обнаружили рак четвертой степени с метастазами в печени. В кремлевской больнице, где он лежал, врачи дали прогноз, что он сможет жить всего месяц, максимум три, да и за это нельзя поручиться. Я должна была сообщить Вадиму об этом страшном приговоре.

Мне хотелось бы сделать отступление и вспомнить один эпизод. Мы шли по саду кремлевской больницы, и я спросила Вадима: «Вадим, веришь ли ты мне, веришь ли в то, что я так тебя люблю, что смогу спасти тебя?» Он шел, опустив голову, потом поднял ее, посмотрел на меня и очень просто сказал: «Верю». И, поскольку никаких субъективных симптомов этой болезни в его состоянии не было, мы договорились следующим образом. Мы договорились, что болезнь — моя, а его задача — заниматься самым важным делом в его жизни.

Так было в течение всех остальных пяти лет. Я делала все, чтобы победить его болезнь, а он никогда не отвлекался, никогда никаких разговоров о болезни не было. Все, кто его знал, помнят, что никогда с его стороны не было ни одной жалобы, ни одного стенания. Даже когда он иногда интересовался анализами крови, я ему отвечала: «Вадим, ну, зачем тебе забивать этим голову, у тебя же есть более важная вещь — книга. Иди в кабинет и работай». Он шел и спокойно работал.

После этого страшного приговора Вадим прожил около пяти лет. Это было фантастически. Во всех странах мира, где мы были, мы обращались к онкологам, к очень известным специалистам, и все они говорили, что это невозможно, с таким диагнозом человек жить не может. Я считаю, что ему помогли его творческий дух, который был на подъеме, его друзья (у него появилось огромное количество друзей за рубежом), общение с которыми ему доставляло такую радость, что это было одним из лучших терапевтических эффектов.

Вадим понимал, что обречен, и лихорадочно работал, чтобы оставить нам, а через нас всему человечеству то, что он знал. Он приковал себя к письменному столу и работал с такой яростью, с такой страстностью, с таким неистовством, как никто из нас работать не может. «Так могут работать только гении», — эти слова сказаны Джеймсом Кэнноном о Троцком. Но, поверьте, что и мне не найти более достойных слов, чтобы охарактеризовать труд Вадима в последние дни и годы его жизни.

Я никогда не видела его отдыхающим. Он работал до последнего своего часа, он работал после сложнейшей операции, еще не вставая с кровати, чуть отойдя от действия наркоза. Он работал, принимая химиотерапию: мы жили в отдельных палатах, и каждое утро обязательно он с сигаретой в одной руке и с ручкой в другой садился за стол. Он работал в свой самый последний день.

Когда руки у него ослабели, и ручка выпадала, я вставляла ему ручку и сигарету... В этой книге есть факсимиле последних написанных им страниц, когда выпала сигарета и прожгла несколько листов.

О значении его вклада в науку, может быть, лучше скажут другие люди. Мне же еще просто хочется сказать о том, что Вадим был необыкновенным человеком. Все, кто знал его, подтвердят мою мысль. Он был не таким, как мы, он был не похож на большинство из нас. Поэтому многие его не понимали, поэтому у него было так мало друзей и единомышленников в своей стране. Но это был человек, без которого мир становится ниже на голову, беднее. И я это говорю не только потому, что я его безгранично люблю, боготворю его. Я это знаю потому, что судьба подарила мне огромное счастье быть его женой и познать этого человека во всей его полноте, во всех его проявлениях: в быту, на вершине его успеха. Я знаю, что это был чистый и святой человек, который достоин поклонения. Я прошу вас всех встать и почтить его память минутой молчания.

Смотри также:
Вадим Роговин