НА МСВС

Эти и другие сообщения и аналитические обзоры доступны
на английском языке по адресу www.wsws.org

Новости и комментарии
Социальные вопросы
История
Культура
Наука и техника
Философия
Рабочая борьба
Переписка
Трибуна читателя
Четвертый Интернационал
Архив
Что такое МСВС?
Что такое МКЧИ?

Книги

Другие языки
Английский
Немецкий
Французский
Итальянский
Испанский
Индонезийский
Польский
Чешский
Португальский
Сербохорватский
Тамильский
Турецкий
Сингальский

МСВС : МСВС/Р : История : СССР

Версия для распечатки

Сергей Есенин и русская революция

От редакции
3 апреля 2001 г.

5 марта этого года по центральному российскому государственному телеканалу РТР был показан документальный фильм Владислава Мирзояна Кровь и слово. Фильм был снят в 2000 г., по-видимому, к 75-летию смерти Сергея Есенина. Однако показан он был как раз в тот день, когда почти полвека назад, в 1953 году, умер Сталин.

Мнения и оценки, содержащиеся в фильме Кровь и слово, заставляют обоснованно подозревать, что в этом совпадении присутствует не только элемент случайности.

Сделанный с большой любовью к поэту и содержащий ряд интересных художественных находок, фильм В. Мирзояна повествует о последних трагических днях жизни Есенина, описывает духовный кризис, который переживал поэт, а также пытается дать ответ на вопрос о причине "загадочной смерти" Есенина 28 декабря 1925 года в Ленинграде в гостинице "Англетер". Однако при этом Кровь и слово воспроизводит некоторые совершенно ложные, не подтвержденные никакими историческими фактами выдумки.

Речь идет прежде всего о том, что фактически вину за гибель поэта фильм возлагает на "еврейский заговор" во главе со Львом Троцким, который к тому времени, то есть к концу 1925 г., уже не только утратил свой пост Наркомвоенмора, но и находился под все растущим огнем кампании травли со стороны контролируемого Сталиным большинства ЦК и Политбюро.

Автором фильма собрано множество материалов и показаний очевидцев событий тех дней, якобы свидетельствующих о том, что смерть Есенина не была самоубийством, а скорее походила на хорошо срежиссированное политическое убийство. Однако никаких принципиально новых фактов мы в фильме не находим. Все, что сообщает нам фильм В. Мирзояна, давно и хорошо известно и никак не может служить "доказательством" мнимой вины Л. Троцкого.

Вместо аргументов и действительного анализа общественно-политических и литературных дискуссий того времени зрителю предлагается примитивная и абсолютно ложная схема: Есенин был якобы антисемитом, он ненавидел Троцкого; последний платил поэту тем же и в духе сталинских расправ 30-х гг. "ликвидировал" неугодного ему "русского" поэта.

Нелепость всей конструкции очевидна. Однако это не может служить извинением ни автору, ни руководству телеканала, "приурочившего" - сознательно или нет, это дела не меняет - показ фильма к годовщине одиозной даты. На фоне националистической истерии последнего времени, которую старательно раздувают самые разные политические силы "новой России", а также далеко не изгладившегося в памяти наследия сталинизма, воспроизведение столь отравленных концепций способно только еще больше дезориентировать общественное мнение страны, и так уже страдающего от идиосинкразии постоянных "информационных войн" и "мочиловок".

По этой причине необходимо более подробно остановиться на фильме В. Мирзояна.

Сама художественная тональность фильма при помощи стихов, фотографий и задушевной музыки создает перед зрителем некий образ простого светловолосого русского гения, далекого от политики, но горячо любящего родину и воспевшего в своих стихах великую Россию, которая у него на глазах разрушается революцией. Как патриот, Есенин не может не возмущаться "засильем евреев" в Кремле. Именно в этом пункте судьба "русского гения" Сергея Есенина перекрещивается с судьбой "злого гения революции" Льва Троцкого.

Дальше "логика" фильма разворачивается следующим образом. Троцкий, демон революции, мнящий себя мессией, готовый положить жизни десятков миллионов (прозвучала цифра в 50 миллионов) людей на алтарь своего честолюбия, увидел себя в персонаже поэмы Есенина Страна негодяев Лейбе Чекистове, и это вызвало в нем крайнее раздражение. Но Троцкий понимает, что к душе русского народа можно найти путь только через лиру Есенина, и когда тот возвращается в Россию (вынужденный, по мнению создателей Крови и слова, покинуть Штаты из-за своих антисемитских высказываний), Троцкий вызывает Есенина в Кремль (где-то в конце лета 1923 г.) и шантажирует его близостью к придворным кругам во время Первой Мировой войны, эсеровским прошлым времен начала революции, антисемитскими высказываниями настоящего и вынуждает к сотрудничеству, к тому же обещая деньги на издание литературного журнала. Есенину ничего не остается, как согласиться.

Уже одно это совершенно ложным образом рисует отношения не только между Троцким и Есениным, но и, вообще, между молодой Советской властью и деятелями культуры. Факты здесь заменяются произвольными измышлениями и при этом интерпретируются в духе позднейшей практики сталинского тоталитарного режима. (Что в действительности писал Троцкий о молодом поэте, будет показано ниже).

Далее, по логике фильма, развертывается травля Есенина, естественно, за то, что он не признает режим, и за высказывания против лидеров большевиков-евреев. Его дискредитируют как пьяницу, забулдыгу и хулигана и вообще ненормального. В 1924 году проходит общественный суд по обвинению Есенина в антисемитизме, на котором обвинителем выступает Сосновский. Есенин оправдан.

Затем в ноябре 1925 г., чтобы избежать преследований, Есенин ложится в психиатрическую лечебницу, из которой выходит в начале декабря. Перед рождеством он приезжает в Петроград и селится в чекистской ведомственной гостинице "Англетер", в пятом номере, в котором он несколько лет назад жил вместе с Айседорой Дункан. Последние дни он проводит в кругу поэтов-"троцкистов" (как утверждает автор фильма) Вольфа Эрлиха и Устинова, и его жены. Именно Эрлиху (как утверждал последний в своих воспоминаниях) Есенин пишет кровью прощальное стихотворение "До свиданья, друг мой, до свиданья". Он просит Эрлиха жить с ним в одном номере, опасаясь оставаться в одиночестве. Тот соглашается.

Дальнейший вывод фильма Кровь и слово : смерть Есенина - не самоубийство. Аргументы: подозрительное поведение коменданта гостиницы Назарова, утверждения санитара Дубровского, выносившего тело поэта, что в номере все было разбросано, как будто была борьба, и на теле мертвого были следы насилия, детали обстановки и положения тела. Эрлих в эту ночь собирался ночевать не в гостинице, а дома, но якобы достоверно установлено, что дома он не ночевал.

При этом упоминается А. Воронский, который якобы в качестве номенклатурного работника (а не как довольно близкий знакомый - об этом тоже ниже) написал некролог на смерть Есенина, заканчивающийся словами из Нового Завета, сказанными по поводу убиения Иродом невинных младенцев. Это трактуется В. Мирзояном как намек на признание факта убийства поэта.

Среди возможных мотивов убийства описывается, например, следующая цепочка фактов. Перед отъездом из Москвы Есенин встречался с литератором, бывшим чекистом, который позднее описал эту встречу в воспоминаниях. В них утверждается, что Есенин говорил, что любит Троцкого, но не любит Каменева и не считает его революционером. Есенин якобы утверждал, что у него есть телеграмма Каменева, в которой тот униженно благодарил Михаила за отречение от престола в марте 1917 г. В декабре 1925 года проходил 14-й съезд ВКП (б), на котором Каменев и Зиновьев выступили против Сталина (а вскоре присоединились к Левой оппозиции во главе с Троцким). Таким образом, Мирзоян намекает, что Каменев также был заинтересован в смерти Есенина.

Одновременно с этим возникает фигура Сталина, который подается в совершенно апологетическом стиле как человек, который постиг душу русского народа. (Вообще, насколько в фильме Кровь и слово уничижается фигура Троцкого, настолько возвеличивается Сталин. Мирзоян буквально взахлеб и с восторгом описывает злой гений последнего). Вместо христианских мощей Сталин дал русскому народу мощи Ленина, чтобы приучить поклоняться сначала им, а потом себе, "императору Иосифу первому и последнему". Он также использовал Есенина для дискредитации евреев-лидеров партии, прежде чем устами Бухарина в 1927 г. поставить на поэте жирный крест. Короче говоря, за всем, что происходило с Есениным в последние годы его жизни, по мнению Мирзояна, стояла чья-то "тень".

Вольно ли невольно, но факты, приведенные в фильме, говорят о близости Есенина к троцкистским кругам. Эта близость носила больше личный, нежели политический характер (1). Стихи Есенина регулярно публиковались, по меньшей мере, в Красной нови, во главе которой стоял близкий к Троцкому Александр Воронский (он не только был единомышленником Троцкого в вопросах культуры и искусства, но и являлся непосредственным участником Левой оппозиции).

Таким образом, нельзя обвинить создателей Крови и слова в полной фальсификации. Они, скорее, следуют методом создания амальгамы, где некоторые правдивые факты вырываются из контекста, дополняются измышлениями и вставляются в обрамление искусственной, но выгодной авторам схемы.

Если посмотреть на общий историко-политический фон фильма, то становится понятно, зачем Мирзояну понадобилось сочинять и гальванизировать старые нелепые выдумки о Есенине и "евреях-большевиках". Цель фильма Кровь и слово заключается в том, чтобы представить революцию как дело негодяев, испачкать грязью всех большевиков и дискредитировать дело социализма. Там, где шла драматическая борьба сил международной революции с силами национальной реакции, в которую оказался вовлечен и Есенин, Мирзоян видит травлю гениального русского поэта чуждыми русскому духу инородцами, и прежде всего евреями.

Чтобы замаскировать неопровержимые факты, в частности, близость Есенина к таким ведущим фигурам троцкистской оппозиции, как А. Воронский, автору фильма приходится идти на разные ухищрения и подтасовки, начиная с утверждения, будто поэт действовал в последние годы своей жизни под давлением шантажа Троцкого, и заканчивая намеками на возможную причастность поэта-"троцкиста" Эрлиха к смерти Есенина.

В конечном счете главная фальсификация фильма Кровь и слово состоит в полном искажении того, что представляли собой реальные отношения Сергея Есенина к русской революции. Для прояснения этого вопроса необходимо прежде всего рассмотреть, что писали о поэте наиболее авторитетные в области культуры и искусства лидеры Октябрьской революции.

Троцкий о Есенине

Как известно, Троцкий посвятил специальную книгу под названием Литература и революция оценке того, что представляют собой литературные течения в Советской России начала 20-х гг., как они видят революцию и каково отношение правящей партии большевиков в проблемам художественного творчества.

Вышедшая в 1923 году, эта книга Троцкого была частью усилий по преодолению тех отсталых социальных и культурных условий, влияние которых в период временного отката мировой революции приводило внутри России к возрождению "старых мерзостей" (по известному выражению Маркса).

Относя Есенина к разряду "литературных попутчиков революции" и открыто критикуя некоторые особенности его художественного стиля и мировоззрения, Троцкий тем не менее говорил о нем с большой симпатией и одобрением.

"Между буржуазным искусством... и новым искусством, которого еще нет, - писал Троцкий, - создается переходное искусство, более или менее органически связанное с революцией, но не являющееся в то же время искусством революции. Есенин с группой имажинистов... были бы... невозможны без революции. Они не охватывают революции в целом, и им чужда ее коммунистическая цель. Они все более или менее склонны через голову рабочего глядеть с надеждой на мужика. Они не художники пролетарской революции, а ее художественные попутчики, в том смысле, в каком это слово употреблялось старой социал-демократией... Литературное творчество "попутчиков" есть своего рода новое советское народничество, без традиций старого народничества и - пока - без политических перспектив" (2).

"Есенин отразил на себе, - продолжал он, - предреволюционный и революционный дух крестьянской молодежи, которую расшатка деревенского уклада толкала к озорству и бесшабашности" (3).

Анализируя особенности поэтической манеры Есенина, Троцкий, в частности, подчеркивал, что "... его стих отягощен образностью... замкнутой и неподвижной. В основе своей это не индивидуальная, а крестьянская эстетика. Поэзия повторяющихся форм жизни мало подвижна в своих основах и ищет путей в сгущенной образности. Так или иначе, но имажинизм до такой степени перегружен образами, что поэзия его кажется вьючной и потому медлительной в движении. Избыточность образов сама по себе вовсе не свидетельствует о творческой силе: наоборот, она может проистекать из технической незрелости поэта, застигнутого врасплох художественно непосильными для него событиями и

чувствами" (4).

Однако при этом Троцкий заключает: "Если имажинизм, почти бывший, весь вышел, то Есенин еще впереди". Упоминая о поездке поэта за границу и выражая надежду, что она окажет на него позитивное влияние, Троцкий говорит: "Воротится он не тем, что уехал" (5).

Здесь нет не только намека на какую-либо травлю, но и малейшей попытки использовать авторитет власти для дискредитации и оказания нажима на поэта. Здесь отчетливо видны вполне "равные" отношения между властью и творческой личностью.

Но еще более выразительным документом, характеризующим отношение Троцкого к Есенину, является статья 1926 года, написанная Троцким в память о рано ушедшем поэте и опубликованная в газете Правда. Разительно отличаясь по тону от последовавшего вскоре опуса Н. Бухарина, где Есенин прямо-таки откровенно третировался, эта статья Троцкого сама проникнута поразительным поэтизмом, если не сказать нежностью.

Есенин называется здесь "прекраснейшим", "лиричнейшим поэтом", "интимнейшим лириком". "Корни у Есенина глубоко народные, и, как все в нем, народность его неподдельная".

Но "эпоха наша - не лирическая", не без нотки подлинного сожаления говорит Троцкий, добавляя при этом: "За нынешней эпохой, в утробе которой скрывается еще много беспощадных и спасительных боев человека с человеком, придут иные времена, - те самые, которые нынешней борьбой подготовляются. Личность человеческая расцветет тогда настоящим цветом. А вместе с нею и лирика".

Причину гибели поэта Троцкий видит в страшном разрыве между его внутренним "лиризмом", "интимностью", "нежностью" и грубостью, "катастрофичностью" революции. "Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой". "Поэт погиб потому, что был несроден революции, - пишет Троцкий. - Но во имя будущего она [революция] навсегда усыновит его".

Завершается статья едва ли не панегериком поэту и поэзии: "Умер поэт. Да здравствует поэзия! Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя. Да здравствует творческая жизнь, в которую до последней минуты вплетал драгоценные нити поэзии Сергей Есенин".

Не случайно, что эта статья произвела огромное впечатление на современников. Достаточно процитировать лишь слова Максима Горького: "Лучшее о Есенине написано Троцким". (Само собой понятно, что во всех изданиях переписки Горького, выходивших с начала 30-х гг., это место обязательно изымалось).

А. Воронский и С. Есенин

В высшей степени показательным является также вопрос об отношениях между Сергеем Есениным и редактором самого авторитетного литературного журнала 20-х гг. Красная новь Александром Воронским.

Вот что пишет по этому поводу американский исследователь жизни и творчества А. Воронского Фредерик Чоут: "С тех пор как Воронский встретился с Есениным осенью 1923 года, он был знаком с поэтом лишь немногим более двух лет. Но их отношения были проникнуты сильным взаимным уважением. Воронский регулярно публиковал поэтические произведения Есенина в Красной нови и постоянно пытался помочь поэту, когда тот попадал в один пьяный скандал за другим. Когда Есенин столкнулся с официальной цензурой и когда были проведены слушания в Союзе писателей, Воронский написал в высшей степени симпатизирующую статью, которая была опубликована в номере Красной нови за январь - февраль 1924 года" (6).

"Есенин отвечал со своей стороны тем же: когда осенью 1924 года началась кампания против Воронского, Есенин объявил, что если Воронский будет снят с руководства Красной новью, то он прекратит публиковать свои поэмы в этом журнале. В качестве еще одного знака дружбы и поддержки Есенин посвятил Воронскому свою поэму Анна Снегина, которая вышла весной 1925 года" (7).

Опишем кратко некоторые ключевые оценки из упомянутой статьи Воронского о Есенине в первом номере Красной нови за 1924 год.

Конечно, Воронский признает, что Есенин крестьянский поэт. Однако при этом он подчеркивает, что образы деревни, которые мы находим прежде всего в ранних стихотворениях Есенина, имеют статичный и идиллический характер. В есенинской деревне нет тех социальных противоречий, которые раздирали русскую деревню в течение более чем полустолетия со времени начала половинчатой крестьянской реформы сверху и проникновения в традиционный деревенский уклад влияния городской цивилизации с ее господством рынка, современной техники и т.д. В результате, говорит Воронский, "получилось то, что реалист по духу и по направлению своего творчества, - Есенин не отразил ту деревню, которую мы имели в действительности".

Эта же самая причина не позволила Есенину увидеть развитие тех тенденций, которые привели к русской революции 1917 года: "То, что мешало ему раньше разглядеть настоящую деревню, - пишет Воронский, - не позволило распознать и реальный ход революции..."

Субъективно Есенин тяготел к ней, однако, в понимание революции он привносил свой старый идеал "мужицкого рая". В наиболее явной форме это нашло свое отражение в поэме Инония, которую Воронский характеризует как "идеал нашего мелкого трудового собственника-крестьянина".

Еще одним недостатком в творчестве Есенина является его "антимашинный лиризм", который не позволяет ему по-настоящему понять, что техника, освобожденная от социальных пут капиталистического общества, может превратиться из средства механизации жизни в то, что делает ее по-настоящему прекрасной и красивой.

Подчеркивая "аполитичность" Есенина, Воронский тем не менее указывает на присутствие некоторых "реакционных" черт в мировоззрении творчестве поэта, что, при наличии у Есенина необыкновенного таланта и способности глубоко чувствовать и понимать мир, порождает в нем глубокие диссонансы.

"Дисгармоничность, раздвоенность, противоречивость поэтических мыслей и чувств Есенина согласуются, однако, - говорит Воронский, - с двойственной душой нашего крестьянина. Крестьянство - класс-амфибия. Оно колеблется между реакцией и революцией, между пролетариатом и буржуазией".

В этой противоречивости Воронский усматривает истоки творческого и личного кризиса Есенина, который толкал его к пьянству и породил цикл "Москва кабацкая".

А. Воронский упрекает поэта за то, что тот как будто специально старается подчеркивать свою дисгармоничность: "противоречивость возводит в принцип, культивирует, нарочно оттеняет, старательно показывает". Видя у Есенина опасные симптомы "общественного и литературного декаданса", Воронский тревожно предупреждает поэта: "Внутренний распад поэтической личности, элементы идейного разложения грозят ему гибелью " (курсив добавлен - ред.).

Все усилия Воронского при этом направлены на то, чтобы помочь поэту преодолеть свою надломленность и внутренний кризис, разобраться в противоречивой сложности современной ему жизни и занять более ясное и сознательное отношение к великим революционным драмам, происходившим на его глазах.

Как пишет Ф. Чоут, "в 1925 году Воронский активно помогал Есенину в лечении алкоголизма. В ноябре и декабре Есенин прошел курс лечения в одном из лучших психиатрических клиник в Москве, однако, покинул ее до того, как его здоровье было восстановлено, заявив, что хочет поехать в Ленинград" (8).

Таким образом, мы должны прежде всего иметь ввиду ту сложную творческую драму, которую пережил Есенин и из которой он не смог благополучно выбраться. Внутренние истоки этой драмы и ход ее развития вполне видны на основе имеющихся исторических фактов. Политические и личные отношения Есенина вполне понятны. Никакого места для спекуляций о "заговоре" против него не остается.

Более того, что касается, например, Воронского, то после смерти Есенина он продолжал защищать наследие поэта в ряде статей и в выступлениях на публичных митингах. В то же время члены РАПП, поддерживавшие Сталина, объявили Есенина "знаменем кулацкой контрреволюции". Сыгравший важнейшую роль в первоначальном возвышении Сталина Н. Бухарин в 1927 году опубликовал в Правде статью, в которой заявил: "Есенинщина представляет собой наиболее губительный феномен сегодняшней литературной жизни, и она действительно заслуживает осуждения". На этот злобный выпад Воронский ответил, что Госиздат "поступил бы очень правильно, напечатав работы этого великого и оригинального поэта".

По словам Ф. Чоута, "Воронский никогда не присоединялся к кампаниям по дискредитации Есенина как крестьянского поэта или осуждению его за богемное поведение. Вместо этого он искал причину того, что толкало поэта к пьяным скандалам и даже к самоубийству, в конфликте между утопическими представлениями Есенина, выраженными в таких, например, поэмах, как Инония, и суровыми реалиями нэпа. Воронский понимал, что идиллические внутренние устремления Есенина были плохо приспособлены к современной советской жизни; он поэтому почти с беспомощнотью наблюдал за тем, как Есенин становился жертвой вторжения "железного гостя", что воспроизводилось в кошмарных образах его поэм".

"Единственное реальное спасение для Есенина, - делает вывод Ф. Чоут, - могло прийти вместе с подъемом революционного пафоса под влиянием огромных политических событий за пределами России. Вместо этого революция на Западе задерживалась, и в продолжение нескольких следующих лет это привело к реакции, которая была способна сокрушить не только аполитичных и дезориентированных поэтов, но также и большинство представителей старой большевистской гвардии" (9).

Примечания:

1. Деев-Хомяковский опубликовал в журнале На литературном посту в 1926 г. статью "Правда о Есенине", в которой описывал его жизнь в 1913-1915 гг., когда тот был рабочим и участвовал в работе социал-демократического кружка. По мнению Деева-Хомяковского, именно в отрыве от рабочей среды лежат корни трагедии поэта. 2. Троцкий, Литература и революция. М., Политиздат, 1991, с. 55-56. 3. Там же, с. 62. 4. Там же, с. 63. 5. Там же, с. 64. 6. Art as the Cognition of Life: selected writings: 1911-1936 / Aleksandr Konstantinovich Voronsky: translated and edited by Frederik S. Choate. Mehring Books, Michigan, 1998, p. 233. 7. Там же. 8. Там же. 9. Там же, p. 234.

Смотри также:
А. Воронский. Литературные силуэты. Сергей Есенин (1924)
(3 апреля 2001)

Л. Троцкий. Памяти Сергея Есенина (1926)
( 3 апреля 2001)